Запас прочности

Расстроенный, командир ушел к себе в каюту. На вахту заступил Хрусталев. Воспользовавшись передышкой, стал переносить на карту записи из чернового вахтенного журнала, которые вел во время атаки штурманский электрик Игнатов. Под руками штурмана вырисовывался сложный узор маневрирования лодки. Я залюбовался работой друга. Пытался заговорить с ним. Какое там! В эти минуты Хрусталев ничего не видит и не слышит, знает только свою карту. Но аккуратно через каждую четверть часа он поднимается в боевую рубку и приказывает всплыть под перископ. Осмотрит горизонт и доложит коротко:

— Горизонт чист. Море разыгрывается.

И снова за работу.

То, что море разыгрывается, мы видим по стрелке глубиномера: она все время подрагивает, отклоняясь на целое деление. Это значит, что волнение моря уже свыше четырех баллов.

Я заглянул во второй отсек. Здесь работа кипит вовсю. На столе расстелены схемы. Прямо на палубе на больших кусках белой ветоши разложены приборы, детали, инструменты. Чтобы было светлее, сюда принесли переносные лампы из соседних отсеков. Главный распорядитель, старшина радистов Антифеев, беспрерывно бегает от схемы на столе к рубке гидроакустики.

Старпом Думбровский тоже тут. Сидит и смотрит. Аппаратуру «Марса» он знает отлично, но еще лучше знает, что лишнее вмешательство не принесет пользы. Иногда он все же подает голос:

— Не дергай за проводник, вынимай плавно, без перегибов! Разве можно так бросать прибор? Надо аккуратно положить. Вот так!..

Вижу, мне тут негде примоститься со своими записями, возвращаюсь в центральный пост. Штурман закончил свое художество. Он уже перенес схему маневрирования на кальку и сейчас, довольно потирая руки, ждет, когда засохнет тушь в тепле наклоненной настольной лампы.

— Готова? — удивляюсь я.

— Готова. Не люблю накапливать работу. У меня закон: никогда не откладывай дело на завтра, сделай сейчас все и забудь!

Он осторожно снимает кальку с карты.

— Ну-ка, Миша, давай посмотрим, какие тут глубины.

Мы оба склоняемся над его столиком.

— Ничего, жить можно. Дальше несколько хуже. Видишь? — Немного помолчав, он говорит: — Море разыгрывается. Сейчас лодку может волной выбросить на поверхность. Подстрахуй, пожалуйста, пока я осматриваю горизонт.

Плавно подвсплываем на перископную глубину. Удержать лодку трудно. Рулевому на горизонтальных рулях приходится все время держать корабль с дифферентом на нос.

— Горизонтальщик! — кричит из боевой рубки штурман. — Подвсплыви на полметра, а то заливает перископ.

Подвсплыли еще, но все равно нет-нет да и захлестнет объектив волной.

— Ну как горизонт? — тороплю я штурмана, желая поскорее уйти на глубину, потому что вижу, с каким трудом справляется горизонтальщик с непослушной лодкой: она то неудержимо рвется на поверхность, то зарывается в глубь. Балансируя, горизонтальщик иногда гоняет рули почти на полный угол перекладки.

— Во дает! — восхищается Хрусталев. — Баллов около шести, пожалуй.

Просматривая горизонт второй раз, штурман издает неопределенный возглас и тут же командует:

— Право на борт! — И добавляет: — В центральном, доложите командиру, что обнаружены транспорты противника. Время запишите…

Поднимаясь по трапу в боевую рубку, Лисин бросает на ходу:

— Боцмана на горизонтальные рули. Быстро!

Это уж правило: в ответственные моменты к манипуляторам горизонтальных рулей становится боцман Пятибратов, наш самый опытный горизонтальщик.

Комиссар стоит в центральном посту рядом со мной. Смотрит на глубиномер, на быстрые руки боцмана. Потом подходит к тубусу нижнего рубочного люка, заглядывает в него, тихо говорит Лисину:

— Наверху шторм, командир.

Тот медлит немного и опускает перископ:

— Ты прав, комиссар. В такую погоду торпеды собьет с курса. Боцман, уходи на безопасную глубину!

— Есть! — обрадованно отзывается боцман. Он уже взмок, без конца перекладывая рули.

— Стихия! — многозначительно произносит старшина трюмных Нахимчук.

Сергей Прокофьевич спускается из боевой рубки:

— Что-то нам сегодня не везет, комиссар.

Свободные от вахты расходятся отдыхать.

В 20.00 вахтенным офицером вместо старшего лейтенанта Хрусталева заступаю я. Впервые в своей жизни. Это большое доверие. Значит, командир не сомневается в моих познаниях. Лисин не из тех людей, чтобы принимать опрометчивые решения. Прежде чем поручить мне самостоятельную вахту, Сергей Прокофьевич долго присматривался ко мне, инструктировал, много советовал и еще больше спрашивал.