Запас прочности

Под грохот новой серии глубинных бомб подаю команду принимать воду из-за борта в уравнительную. Глубина погружения быстро растет. Стрелка глубиномера была уже на делении 45 метров, когда нос коснулся грунта и его резко швырнуло влево, словно он съехал по скользкой наклонной плоскости.

Из первого отсека капитан-лейтенант Булгаков доложил, что в носу оборвался трос. Но мы не успеваем порадоваться этому. Лодка утяжелена настолько, что ее уже не удержать на плаву. Она падает все глубже. Наконец на глубине 67 метров ударяется корпусом о каменистый грунт.

Отчетливо слышно, как с корабля сбросили глубинную бомбу. Вот она, кувыркаясь, булькая, неумолимо приближается к нам. Ударилась о скалу, еще раз ударилась, и… все тонет в грохоте. Лодку швыряет влево так, что мало кто смог удержаться на ногах. Хруст, треск, звон, удары… Из выгородки неподалеку от меня слышно оглушительное шипение, оттуда валит туман.

— Пробоина в выгородке! — хрипло кричит мичман Казаков и бросается туда с аварийными клиньями и пробками.

Тесный центральный пост становится еще теснее — матросы, толкаясь, бегут на свои места. С трудом пробиваюсь к правому борту, кричу, стараясь перекрыть шум:

— Заделать пробоину!

— Лишним уйти из центрального поста! — приказывает командир и довольно бесцеремонно выдворяет во второй отсек Ильина, Богданова, Лошкарева, Рыжкова.

Тугая струя воды бьет из выгородки, разбиваясь о магистрали. Вглядываюсь: нет, это не пробоина, просто выбило масленку привода кингстона. Но струя сильная, выгородка уже заполнилась водой. С Казаковым пытаемся дотянуться до отверстия. Никак: мешают трубы. На глаза мне попадается половая щетка. Отламываю ее длинную рукоятку, заостряю ножом конец. Силюсь воткнуть в отверстие. Куда там! Струя выбрасывает палку. Как-никак давление на такой глубине свыше шести атмосфер. Наконец, ухватившись за палку втроем, загоняем ее в дыру. Сразу становится тихо. Продолжаем втроем удерживать шест. А над головой снова шум винтов приближающегося корабля. Слышен всплеск, за ним другой. Через несколько секунд грохочут два взрыва. Меня, Казакова и Змиенко вместе с шестом отбрасывает к противоположному борту. Я едва успеваю ухватиться за трап, чтобы удержаться на ногах. Из боевой рубки падает тяжелая свинцовая кувалда, чуть не угодив мне в голову. Вода с новой силой ударила из выгородки. Промокшие до нитки, мы снова кидаемся к отверстию. Долго не можем рассчитать свои движения, чтобы попасть в него, к тому же оно уже скрылось под водой.

Вода уже заполнила трюм и начала проступать над палубным настилом, когда мы случайно загнали острие палки в дыру. Хватаясь за трубы, удерживаем рукоятку щетки.

— Держите крепче! — говорю матросам. — Попробуем взять шест на растяжки.

Разыскали проволоку, туго прикрутили ею палку к трубам. Но, не надеясь на проволоку, матросы по очереди держат шест руками, все время следя, чтобы растяжки не ослабевали при очередных взрывах.

— Мичман, нужно часть воды перепустить в трюм пятого отсека, а то она уже к гирокомпасу подбирается, — говорю я Казакову, когда мы немного успокоились.

Это не так-то просто. Надо открыть клапана и в центральном посту, и в пятом отсеке. Казаков все сделал как следует.

Через несколько минут вода ушла под палубный настил, оставив на нем тряпки, щепки и битое стекло.

Змиенко лежит на палубе, не сводя глаз с заделанного отверстия, а старшина 2-й статьи Комиссаров подбирает в ведро мусор.

Мичман Казаков возвращается с электрогрелкой. Мы очень рады ей, сейчас же ее включаем. Казаков разоблачается догола, выжимает китель, брюки и белье, надевает их влажными и нежно обнимает электрогрелку. Пар повалил столбом.

По очереди все проделываем то же самое. Минут через сорок снова послышались взрывы глубинок. Но теперь не так близко.

— Кажется, наше крещение закончится благополучно, — говорю как можно веселее, хотя губы закоченели и никак не хотят двигаться.

— Тьфу, тьфу, через левое плечо! — смеется старший матрос Змиенко. — Хоть я и не суеверный, но не говорите так раньше времени.

Осторожно приоткрыв переборочный люк, в центральный пост втискивается Лошкарев. Говорит, что командир находится в рубке гидроакустиков. Судя по шумам, вражеские корабли потеряли наш след. Поднявшийся ветер мешает им продолжать поиск.

Мы и сами заметили, что стрелка глубиномера стала подрагивать. Значит, на поверхности моря разгулялась волна.

— Лев Александрович, а как это объяснить: на карте глубина в этом месте тридцать пять метров, а мы, как видите, лежим на глубине чуть не в два раза большей?

— Видно, мы попали в своеобразное ущелье, которое пока не нанесено на карты.

— Но противник знает это ущелье…

— Несомненно. Ведь бомбы рвались именно на этой глубине. Вы это почувствовали?

— Почувствовал, — ответил я, растирая под мокрым кителем синяк на левом плече. — Но почему сейчас он бомбит так неточно?

— Над морем уже темно: солнце зашло тридцать минут назад. Здесь сильное прибрежное течение. Прибавьте к тому же ветер. Видимо, в таких условиях вражеские корабли потеряли ориентиры.