Запас прочности

Сыграли боевую тревогу. Выключили зарядку. Вооружившись ночным прицелом, командир начал боевое маневрирование для определения курса и скорости противника. Плохая видимость, которая раньше была нашей союзницей, теперь превратилась во врага. Мы долго гнались за огнями кораблей, пока не обнаружили себя. Один из кораблей вдруг резко повернул и, все ускоряя ход, помчался на нас. Это был миноносец, сопровождавший транспорт. Пришлось срочно уходить под воду. Атака сорвалась. Нам ничего больше не оставалось, как лечь на грунт.

30 сентября в 15.30, когда мы находились вблизи Либавы, гидроакустик старшина 2-й статьи Семин доложил вахтенному офицеру капитан-лейтенанту Булгакову о шумах винтов. Начав боевое маневрирование до прихода командира, вахтенный офицер приказал всплывать на перископную глубину. Мы втроем вбежали в центральный пост — командир, комиссар и я. Тураев поднялся в боевую рубку, я, как обычно, — под нижним рубочным люком. Комиссар тоже остался в центральном посту. Через несколько минут мы услышали голос командира:

— Линкор! Вот это добыча!

Линейный корабль «Шлезиен» шел в сопровождении миноносцев. Никогда еще нам не приходилось иметь дело с такой целью. Все волнуются. Звучит сигнал «Торпедная атака». Командир берет пеленг и вызывает Лошкарева в боевую рубку. Старший лейтенант Рыжков спешно готовит таблицы. Мне в центральном посту не слышно, о чем говорят в боевой рубке. Гудит лебедка: перископ поднят вторично.

Но вот доносятся слова Лошкарева:

— Повернули все вдруг. Идут противоторпедным зигзагом. Атака не получится.

Тураев еще раз меняет курс для выхода в атаку, но через двенадцать минут окончательно убеждается, что на такой скорости, с какой идут вражеские корабли, к тому же на зигзаге, атаковать их невозможно, и приказывает:

— Отбой тревоги! Оружие в исходное положение. Погружаться на безопасную глубину.

Спустившись в центральный пост и подойдя к штурманскому столу, Тураев и Лошкарев еще долго обсуждают свой маневр и маневр немецкого линкора. Обидно упускать такую добычу.

Этот район Балтийского моря стал очень оживленным. Все время снуют взад и вперед дозоры противолодочной обороны. Нам приходится уклоняться от них, изменяя курс и глубину погружения.

Ночью 4 октября, когда мы, меняя галсы, производили зарядку аккумуляторной батареи, сигнальщики сквозь пелену мелкого дождя увидели огни конвоя из трех кораблей. Командир сейчас же изменил курс. Сближаемся с противником под острым углом. Плохо то, что мы находимся в более светлой части горизонта, враг может нас обнаружить. Но тут уж ничего невозможно изменить.

Уточнили состав конвоя: транспорт в сопровождении двух миноносцев. Следует в направлении на Либаву.

Командир прибавляет ход до полного, чтобы сократить время сближения. Вдруг концевой миноносец резко поворачивает и идет прямо на подводную лодку. Циркулируем на обратный курс, не погружаясь. Расстояние не меняется. Миноносец огня не открывает. Лошкарев высказывает догадку:

— Прицелы дождем заливает.

Минут через пятнадцать миноносец поворачивает назад. Мы тоже. Командир решил попытаться догнать конвой (у нас скорость намного больше, чем у транспорта). Два часа идем на параллельном курсе, едва различая силуэты кораблей противника на фоне береговой полосы. Дождь усиливается. Командир решил воспользоваться этим. На полном ходу идем на пересечку курса транспорта. Но нас снова постигает неудача. Головной миноносец меняет курс и направляется к нам.

— Право на борт! — командует Тураев рулевому П. А. Жулину.

Опять спасаемся бегством.

К карте спешит дивизионный штурман Ильин, а за ним по пятам — штурман Богданов. Что-то отмеряют, о чем-то спорят.

— Саша, что вы там колдуете? — спрашиваю Ильина.

— Выбираем позицию.

— Какую позицию?

— Командир хочет перехитрить трех вражеских капитанов.

— Разве он не отказался от атаки?

— Нет еще.

— Ничего не понял, — признался я.

Старший лейтенант Богданов улыбается.

— Виктор Емельянович, помните поговорку: «Волка ноги кормят»?

По репитеру гирокомпаса, жужжащему у меня под боком, вижу, что мы снова идем параллельным курсом с эскортом. Завидую упорству командира и жду, что дальше будет, все еще не понимая, к какому маневру мне нужно быть готовым.

Идем час, два. Потом резко повернули к берегу и через двадцать минут погрузились.

Тураев из боевой рубки все время переговаривается со старшиной 2-й статьи Семиным. Наверху темно, вся надежда на гидроакустиков. Время движется страшно медленно. В носу приготовлен двухторпедный залп.

В 2.40 мимо нас прошел головной миноносец. В 2.51 раздалась команда «Продуть среднюю».

На мостик из темной боевой рубки выскочили командир, комиссар и Лошкарев.

По возгласам на мостике догадываюсь, что замысел командира удался: транспорт все-таки подкараулили. Но дождь льет как из ведра. Тураев никак не разглядит светящиеся деления ночного прицела.

— Пли! — наконец раздается команда.

Старпом переводит рукоятки прибора управления торпедной стрельбой. Подводная лодка дважды вздрагивает.

Смотрю на часы. Они показывают 2.55.

— Лево на борт! Средний вперед!