Запас прочности

Мы их успешно преодолели. Была возможность подучиться. Подучились. Теперь мы должны обеспечивать командиру любой задуманный им маневр. А что у нас получается практически? Мотористы при пуске дизелей в свежую погоду залили двигатели водой. Сначала такой промах допустил матрос Николай Иванович Аракчеев (оживление в отсеке). Казалось бы, его урок должен был научить всех. Так нет, этот же промах повторяет Николай Иванович Дроздов (еще большее оживление). Думаете, на этом кончилось? Нет. Даже старший матрос Константин Григорьевич Тавровский решил не отставать от них (смех, шутки). В результате три раза корабль на час-полтора оказывался без надводного хода. И все лишь потому, что некоторые наши товарищи никак не научатся вовремя открывать верхний газоотводный клапан. Трюмные здесь смеются, а у них ведь тоже далеко не все гладко. Товарищ старший трюмный Алексей Николаевич Копылов, куда девался сетчатый фильтр от трюмно-дифферентовочной помпы? Покраснев до ушей, Копылов встал:

— Я же не нарочно…

— Не хватало еще, чтобы вы намеренно топили в море ценнейшие детали! А все же как это произошло? Расскажите товарищам, чтобы они поучились на вашем горьком опыте.

— Приказал мне старшина почистить фильтр, — начал смущенно Копылов, — я вынул его и положил в ведро. Матросы по очереди курили в боевой рубке. Подошла и моя очередь, поднялся я по трапу. А тут уборку проводили в центральном посту и завалили фильтр мусором. Слышу, на мостике говорят, что скоро погружение; я быстро схватил ведро — и наверх. Когда вывалил за борт, то было уже поздно. Но я сделал новый фильтр…

— Вы сделали очень плохой фильтр, товарищ Копылов, — перебивает его Сорокин. — Он пропускает всякую грязь, и клапана теперь постоянно засоряются.

Взял слово старший политрук Ф. А. Пономарев. Говорил он задушевно и убедительно. В заключение сказал:

— Товарищи, вы видите, сколько уже допущено промахов, а ведь каждый из них мог привести к беде. Вы думаете, в других боевых частях нет промахов? Тоже есть. И безусловно, каждый из них в какой-то степени отразился на действиях корабля. Нам нужно работать лучше, безупречно исполнять свои обязанности. Только тогда мы можем наверняка рассчитывать на боевой успех.

Да, работать надо лучше. И учиться надо всем — от матроса до командира. Мы убеждаемся в этом снова и снова.

На переходе к Мемелю в 17.05 старпом Рыжков обнаружил транспорт. Повернул лодку на пересечение его курса. Но от атаки пришлось отказаться: вблизи судно оказалось таким маленьким, что на него было жаль расходовать торпеду.

Изрядно разрядив аккумуляторную батарею, мы шли под одним электродвигателем, делавшим 55 оборотов в минуту, короче говоря, тянули время до вечера.

На другой день, 8 октября, в 14.37 по отсекам — в который уже раз! — раздались частые ревуны: «Торпедная атака».

Вахтенный офицер Михаил Иванович Булгаков увидел в перископ одиночный транспорт. На этот раз добыча кажется верной. Все идет как по маслу. Рассчитан торпедный треугольник. Лодка легла на боевой курс.

Командир, убедившись, что все точно, опустил перископ, с тем чтобы поднять его через минуту. Но в это время лодка вдруг клюнула носом и, не слушаясь боцмана, долго не выравнивалась. Когда перископ удалось поднять, командир увидел, что момент для залпа безнадежно упущен. Атака снова сорвалась.

Я с грустью вспомнил наш разговор с Тураевым на плавбазе «Смольный». Он уверял тогда, что весь поход продлится 20 суток. Сейчас миновали 25-е сутки, а боевого успеха все нет и нет.

Зато хлопот нам прибавляется. Неожиданно выбило крышку цилиндра последней ступени компрессора воздуха высокого давления. Запасной крышки не было. Я попросил командира отделения мотористов старшину 2-й статьи Георгия Петрова попробовать выточить ее на нашем токарном станке. Не получилось. Пока возились с первым компрессором, выбило крышку и на втором. Это уже катастрофа. Нам теперь нечем пополнять запасы сжатого воздуха. А без него не продуешь балласт, не подготовишь и не выстрелишь торпеды. Я срочно ввел строжайшие ограничения в расходовании сжатого воздуха. Дизеля приказал пускать только главными электромоторами. Кингстоны и клапана вентиляции открывать и закрывать вручную. Подводные гальюны (уборные) закрыть, так как на их действие тоже расходуется сжатый воздух.

Меры мерами, но на них одних до Кронштадта не дотянешь. А форсировать Финский залив в надводном положении — все равно что пытаться прошибить стенку лбом. Надо что-то делать.

По моей просьбе командир вывел лодку в такой спокойный район, где бы нас никто не беспокоил и не заставлял укрываться под водой. Туманы и дождь способствовали этому. Пока мы качались на волне, я перепробовал все способы восстановления крышек. Испробовали электросварку. Старший матрос Змиенко применял разные электроды и флюсы. Не держат, да и только! Кончилось дело коротким замыканием. Змиенко обжег руку от кисти до локтя, я себе изрядно поджарил горло и лоб. Змиенко пришлось откомандировать в надежные руки старшего лейтенанта медицинской службы Кузнецова, я ограничился перевязкой.