Читаем Запас прочности полностью

Запас прочности

В 19.00 всплываем с грунта и продолжаем путь. Теперь я больше не покидаю центральный пост. Старшины и матросы тоже все на своих боевых постах и всеми силами приводят их в порядок, закрепляют, очищают от остатков стекол, подтягивают и — что греха таить — просто подвязывают вязальной аварийной проволокой, чтобы не болтался тот или иной прибор.

Как зеницу ока берегу винты, а сейчас их повредить легче всего, так как лодка идет преимущественно с дифферентом на корму, чтобы хоть увеличением хода иметь возможность изменить глубину погружения. Трюмно-дифферентовочная помпа то и дело засоряется, так как вода, гуляя по всем закоулкам трюмов, вымывает, несет с собой грязь и мусор. Через каждые десять минут помпу останавливаем, разбираем, чистим и снова собираем.

Командир, сокрушенно качая головой, говорит мне:

— Таким манером мы должны идти еще часа три, не меньше.

— Боюсь, что, шумя помпой по всему маршруту, мы привлечем внимание противника.

— И я этого опасаюсь. Но всплывать нельзя.

Ухватившись окоченевшими руками за трап и качаясь на подгибающихся и ноющих от боли ногах, стискиваю зубы, чтобы они не стучали: меня лихорадит.

Морская вода, как кислота, разъедает бесчисленные порезы и ссадины на теле. Знаю, что не я один в таком положении. Боцман тоже выбился из сил. Уже были случаи, что он не удерживал лодку на рулях, и она со скрежетом падала на каменистый грунт.

Прошло пять часов после первого взрыва. По расчетам Тураева и Ильина, мы уже миновали кромку этого вновь открытого нами минного поля противника.

Наконец командир разрешает подвсплыть до 35 метров. Дождь в центральном посту сразу ослабел: забортное давление уменьшилось. Легче стало держать лодку на ровном киле. Теперь уже не так часто нужно пускать помпу для осушения трюмов.

На поверхности моря стемнело. Идет дождь. Решаем всплыть.

— Продуть среднюю!

Мичман Казаков повертывает маховики клапанов. Пока все идет нормально. Только один из кингстонов заело. С трудом чуть приоткрыли его вручную.

Пущен дизель на продувание главного балласта. И тут происходит неожиданное. Некоторое время лодка стоит, покачиваясь на ровном киле, затем кренится на левый борт, с каждой минутой все больше, несмотря на все старания мичмана Казакова выровнять ее продуванием бортовых балластных цистерн. Через четыре минуты крен задержали. Начали понемногу его устранять.

Вызвав в центральный пост Сорокина, я с разрешения командира занялся зарядкой аккумуляторной батареи. Это сейчас не так-то просто, так как у нас почти не осталось измерительных приборов. Расставляю дополнительные посты в аккумуляторных ямах. Приказываю матросам не только внимательно смотреть, но и принюхиваться. Это сейчас тоже задача, так как почти все мы шмыгаем носом от насморка и нам легче десять раз чихнуть, чем один раз определить запах.

Мичман Лавриков подвесил на приборной доске переносный вольтметр на 300 вольт, единственный, который у нас уцелел. Им мы попеременно замеряем напряжение то генераторов, то батареи. С величайшей осторожностью включаем рубильники. Мотористы столь же осторожно дают нагрузку дизелям. Техника нехотя подчинилась упорству людей и, немного побунтовав, смирилась. Зарядка началась.

Когда все вошло в нормальную колею, из отсеков на мостик потянулись вереницы матросов с ведрами и банками из-под сухарей, доверху наполненными битым стеклом, тряпками, щепками и другим мусором.

А на верхней палубе идет очень ответственная и опасная работа. Нужно устранить течь съемного листа второго отсека. Трюмные А. Н. Копылов и П. А. Карпов лезут в надстройку, чтобы покрепче затянуть гайки. Работают они в ледяной воде и в полной темноте, зная, что, если появится противник, лодка погрузится, не дожидаясь, когда они выберутся из надстройки. Трудились они там целых два часа, пока не выполнили задачу.

Я уступил настояниям нашего доктора и разрешил матросам развесить мокрую одежду на выхлопных коллекторах дизелей. Вскоре дизельный отсек заполнился облаками пара.

— Не зевай, переворачивай! — подгоняет моряков старшина 1-й статьи Догонов. И все же кое-что успевает подгореть. Пока одежда сушится, наши матросы похожи на ирокезов, приступающих к ритуальной пляске. Тела их расписаны коричневыми, желтыми и зелеными пятнами. Это постарались лекпом Кузнецов и его боевые санитары. Они не жалеют йода и зеленки, обрабатывая порезы и ссадины, которых у каждого из нас сейчас не счесть.

В 6.00 прозвучал сигнал срочного погружения: сигнальщики разглядели в предрассветной мгле силуэт вражеского корабля.

Открываем кингстоны. Все нормально, но один кингстон опять не открылся. Нос лодки погрузился, а корма торчит на поверхности. Сейчас наш корабль похож на надутую лягушку: головой нырнула, а зад снаружи трепыхается. Лишь когда дифферент на нос дорос до шести градусов, лодка пошла на глубину.

14 ноября днем мы наконец дотянули до точки рандеву. Здесь нас ожидало новое разочарование: на наши сигналы ответа не последовало. Нас никто не встречал…