Запас прочности

Через двадцать минут показались проблески маяка. Штурманы приложили все свое мастерство, чтобы точно определиться. Командир разрешил на время развернуть подводную лодку против волны, пользуясь безопасным фарватером, которым только что прошла вражеская субмарина. Качка несколько уменьшилась, и штурманы более или менее точно взяли пеленги. После этого сразу же погрузились: качка вымотала всех.

11 ноября в 13.00 штурман доложил, что на траверзе по левому борту находится точка, где 22 сентября мы увязли в сети. Оживленно вспоминаем тяжелые часы, которые мы пережили тогда. Вспоминаем с шуткой. Минувшие беды быстро забываются. Трагическое выветривается из памяти, а смешное остается и помнится долго. Подводники — неисправимые оптимисты.

В 14.00 вблизи острова Найсар, в восьми милях от Таллина, командир решил всплыть под перископ, чтобы определить свое место. Ночное столкновение все же сказалось на гребных винтах, и сейчас при тех же оборотах электромоторов лодка развивает другую скорость. Штурману надо было в связи с этим ввести поправку в свои расчеты, иначе нельзя было ручаться за точность прокладки.

Видимость была хорошая, командир в перископ рассмотрел даже стадо коров на берегу. Но увидел и другое: в воздухе кружили два гидросамолета «Арадо».

— Ныряй на глубину шестьдесят метров! — тотчас же приказал он, опуская перископ.

Я подошел к штурманскому столику и через плечо Саши Ильина заглянул в карту. Глубина здесь 80 метров. Это очень подходит для нас, мы можем подальше от поверхности убрать наши расхлябавшиеся грохочущие «наружности», как боцман Балакирев называет надстройки корабля в отличие от «внутренностей» — содержимого отсеков. Были и еще два преимущества у этого района. Во-первых, на глубинах свыше 50 метров противник донных мин не ставит, а во-вторых, на такой глубине легче маневрировать среди минрепов гальваноударных мин. Но одного обстоятельства не учли и вскоре жестоко за это поплатились.

Убедившись, что в центральном посту все в порядке, мы с Василием Андриановичем пошли в кают-компанию согреться чаем. Делали мы это теперь часто. Но так как сахара у нас не было с первого дня похода, заменяли его изюмом. Вестовой Данилин подал нам по стакану горячего чая и на блюдечке несколько отсыревших изюминок. Мы не торопясь отхлебывали обжигающую, слегка желтоватую воду (чай тоже приходилось экономить) и обсуждали наши дела.

Взрыв страшной силы бросил меня под подволок, потом на палубу и привалил мебелью. В отсеке — абсолютная темнота. В вихрях ревущего воздуха, вырывающегося из поврежденной магистрали, хлестали ледяные струи, сметая с палубы осколки осветительных плафонов и посуды.

Барахтаясь в потоках воды, льющейся с подволока, я быстро убедился, что, кроме ушибов, никаких повреждений у меня нет. Отплевываясь и шаря руками вокруг, нащупал клапан и перекрыл магистраль воздуха высокого давления. Рев прекратился. Вокруг слышны испуганные возгласы, которые я с трудом различаю сквозь колокольный звон в ушах.

Натыкаясь на сдвинутую мебель, бросаемся в центральный пост. Одновременно со мной сюда вбегает мокрый с головы до ног Тураев.

В центральном посту полумрак. Сорокин, Копылов и Булгаков под непрерывным ливнем, хлещущим с подволока, закрывают отдавшиеся клапана и грибы шахт вентиляции.

Включаю боевое освещение. Первый взгляд — на глубиномер. Подводная лодка, лишившись хода, медленно идет на дно.

Из первого отсека докладывают о поступлении воды. Открыв переборочный люк из четвертого отсека, старшина 2-й статьи Васильев тоже докладывает, что отсек заполняется водой. Даю общую команду:

— Заделывать пробоины! Приготовить отсеки к осушению!

А сам с разрешения командира бегу в электромоторный отсек. Надо дать ход. Любой ценой. Хотя бы одним электромотором. Иначе — гибель!

В четвертом отсеке из перекошенного верхнего люка широким шлейфом бьет вода. Она устрашающе сверкает в лучах единственной уцелевшей в дальнем углу лампы. Можно подумать, что настоящий водопад вливается внутрь лодки. В отсеке работают матросы, подтаскивают аварийно-спасательное имущество.

Велю Васильеву немедленно спускать воду в трюм пятого отсека, пока она не залила аккумуляторы.

В электромоторном отсеке в проходе между главными ходовыми станциями грудой валяются съемные кожухи рубильников и якорных автоматов. Старшина группы электриков мичман А. В. Лавриков лежит животом на палубе, голова и плечи — в раскрытом кожухе коллектора правого главного гребного электромотора. Электрик матрос А. В. Денисов в такой же позе копается в левом электромоторе.

Электроизмерительные приборы — в самом плачевном состоянии. Часть их беспомощно висит на проводах, часть разбита вдребезги. Под ногами хрустит стекло.

Услышав мои шаги, мичман Лавриков поднимает голову.

— Вырубились якорные автоматы, — докладывает он, — вылетели щетки.

— Вы уже поставили их?

— Так точно!

— Следите за якорем, я попытаюсь дать ход. Осторожно!

Включаю рубильник. Вращаю маховик шунтового реостата. Тщетно! Якорь электромотора не шевельнулся.

— Проверить батарейный автомат первой группы! — командую в центральный пост.