Читаем Записки. 1793–1831 полностью

Бологовской: Ну! так те меня поддержат.

Я: А как никто?

Бологовской: Ты меня пугаешь.

Я: Совсем нет! а говорю только то, что случиться может. Так, по-моему, лучше бы не связываться с хитрецами. Пусть сами делают, как хотят.

Мы расстались. Через несколько часов Бологовской возвращается и говорит мне:

— Сперанский и Магницкий велели тебе сказать: если ты еще будешь так дурно отзываться о Балашове, то они доведут это до (его) сведения, и тебе будет дурно.

— Спасибо! — сказал я, — может быть, я и в самом деле ошибся. Им лучше все знать должно.

Вот новое доказательство, сказал я самому себе, что никто остановить не может быстрого натиска колеса судьбы, и горе тому, кто, желая остановить это стремление, ухватится за спицы! Будет без рук, без ног, пожалуй, без головы.

Этот день был предшественником бурь. Балашов рассказал мне:

— Государь прогневался на жену Н. 3. Хитрово[148], которая, быв у Коленкура[149] на вечеринке, принесла ему при всех скамейку, чтобы он уложил на нее свою больную ногу. Велено иметь за Хитрово бдительный надзор. Не знаю: кто донес об этом государю. Государь думает, что это имеет связь со Сперанским; ибо Воейков[150], правитель канцелярии военного министра, в связи с Магницким.

Относительно меня, я подозревал самого Балашова в этом доносе. Он имел привычку подобные услуги приписывать неизвестному или тому, на кого был сердит. Но я молчал; потом сказал:

— Жаль, что государя тревожат подобными рассказами, часто не очень верными, но всегда производящими неприятное впечатление.

Балашов

: Что делать? Без этого обойтиться нельзя.

Я: Могу ошибаться, но, по моему мнению, право, не стоит того, чтобы присматривать за русскими; поболтают, покритикуют; может быть, и побранят; а дойдет до дела, все: «падам до ног». Просто послать таких говорунов на экзекуцию розгами к Лаврову[151] и дело с концом.

Балашов: Так вы полагаете, что шпионство не нужно?

Я: За иностранцами — согласен; но за русскими — нет! Вообще заметил я, что у нас шпионство делается аrpès соup[152]; тут и надзор; а я полагаю, лучше предупредить зло, нежели верить одним доносам, которые подвергать надобно исследованию, строгому рассмотрению, а кто донесет лживо, того наказывать.

Балашов: Вы, кажется, берете на себя слишком много; не хотите ли свои законы издать? Что вы так смело говорите? Между нами не может быть ни приязни, ни дружбы; расстояние слишком велико.

Я: Я почел долгом отвечать на вопрос вашего превосходительства, не мечтая ни о дружбе, ни о приязни; впредь буду молчать. — И вышел.

Приехали ко мне Армфельт с Vernègues ‘ом.

— Vous avez gagné du terrain dans l’esprit de Sa Majesté, mais il y a du mauvais. Sa Majesté en me parlant de vous, m’a dit: je ne puis jamais avoir raison avec lui.

Я: J’espère que c’est un simple badinage de la part de Sa Majesté, car il n’a qu’à trancher le mot à ordonner, et je dois exécuter.

Vernègues: Oui, mais vous êtes un peu récalcitrant, vous avez toujours des objections.

Я: Apparemment parce qu’on me permet de les faire et qu’il les trouve fondées sur le vrai.

Армфельт: Mais, mon cher, il est question de faire un chemin, et je vous annonce que vous resterez comme vous êtes. Vous avez un exemple: Kaразин[153] qu’a-t-il gagné? Il a aussi voulu faire le moraliste, il est vrai, dans d’autres circonstances; il a voulu changer, c’etait trop tard. Je vous prie de me dire: pourquoi prendre si chaudement le parti de Speransky et de Balachoff?

Я

: M-r le comte! Est ce qui c’est prendre le parti d’un quel-qu’un, que de ne point accepter les calomnies les plus sottes et les plus extravagantes. Ne vaut il pas mieux attaquer de front? Pour ce qui regarde Balachoff, il est mon chef; quel besoin ai-je d’accabler un homme qui se condamne lui même par les plus plattes dénonciations? Que diriez vous si l’on vous calomniait et que j’aille souffler les étincelles qui tomberaient sur vous?

Армфельт: Vous voulez sauvez quelqu’un sans penser que cela tombera sur vous. Vous ne sauvrez personne, et vous couperez votre carrière.

Я: Je ne veux qu’une chose, d’aller droit conformément à mes principes. Le résultat ne me regarde pas, car il ne depénd pas de moi.

Армфельт к Vernègue’y: Vous voyez, il n’y a rien à faire!

Vernègues: M-r le comte, il ne peux plus changer de conduite; changer serait se perdre aux yeux de l’Empereur.

Армфельт ко мне: Je crois que Sa Majesté vous appelera се sоir оu dетаin. Ваlасhоff lui à а ргеsеnté un dосument iпсопtestаblе dе 1а fеlоniе dе Sрегаnskу, еt vоus n’аurеz рlus rien à direе. Аdiеu.

Vernègues: Rеmarquez biеn, mоn сhèr! Роur faire fоrtunе аuрrèz dеs rоis, il fаut lеur сасhеr qu’оn а рlus dе vеrtu qu’еux еt même lеur ехрlоzеr un соté faible роur lеur faire сгоirе, qu’i1s nоus suграssеnt.[154]

«Боже мой! — думал я, — если эти хитрецы правы, то справедлива русская пословица: близь царя — близь огня».

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары (Кучково поле)

Три года революции и гражданской войны на Кубани
Три года революции и гражданской войны на Кубани

Воспоминания общественно-политического деятеля Д. Е. Скобцова о временах противостояния двух лагерей, знаменитом сопротивлении революции под предводительством генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Автор сохраняет беспристрастность, освещая действия как Белых, так и Красных сил, выступая также и историографом – во время написания книги использовались материалы альманаха «Кубанский сборник», выходившего в Нью-Йорке.Особое внимание в мемуарах уделено деятельности Добровольческой армии и Кубанского правительства, членом которого являлся Д. Е. Скобцов в ранге Министра земледелия. Наибольший интерес представляет описание реакции на революцию простого казацкого народа.Издание предназначено для широкого круга читателей, интересующихся историей Белого движения.

Даниил Ермолаевич Скобцов

Военное дело

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное