Записки. 1793–1831

Армфельт: Pa-per-la-pap! Sachez que Spcransky, fautif ou non, doit être immolé, c’est indispensable pour rallier la nation au chef de l’état et pour une guerre qu’il faut rendre nationale?!

Я: C’est possible, mais pourquoi avoir recours à des moyens méprisables. Supposons qu’on me le propose et de grand coeur je me donne en holocauste. Monrir pour une bonne cause est un sort digne d’envie.

Армфельт: Et ceux aux quels vous avez à faire, sont ils à la même hauteur? Comprennent-ils l’élan généreux du devouement chevaleresqne? Donc quels sont les autres moyens que les souverains peuvent avoir si non la dénonciation, la calomnie etc. etc. Faites moi l’amitié de jetter votre philosophie au diable et vivre comme nous.

Я: Avec plaisir, car je suis décidé à prendre congé.

Армфельт: Encore une bêtise. Adieu.[174]

Этот разговор открыл мне тайну, что Сперанский назначен неминуемо быть жертвою, которая, под предлогом измены и по питаемой к нему ненависти, должна соединить все сословия и обратить в предстоящей войне всех к патриотизму.

Публика, подстрекаемая тайной, ибо явного преступления не было, толковала все по своему, называла Сперанского изменником, а меня открывшим его небывалое преступление.

Балашов уже не требовал меня к себе, как только в тех случаях, в которых Фок найтиться не умел. Я, увидя это, сдал Фоку как товарищу все текущие дела, а себе предоставил доклады государю. Балашов теперь распространял, не знаю — по повелению ли, или от себя, — через своих агентов самые нелепые слухи о связях моих с Коленкуром, с сосланным Хитрово и прочее, а между тем выказывал себя другом Магницкого и Сперанского.

XIV

11-го числа марта 1812 года, призван я был неожиданно утром к государю.

— Кончено! — сказал государь, — и как мне это ни больно, но с Сперанским расстаться должен. Я уже поручил это Балашову, но я ему не верю, и потому велел ему взять вас с собою. Вы мне расскажете все подробности отправления.

— Я в подобных отправлениях никогда не участвовал.

— В нынешнем случае это так должно быть.

— Позвольте, государь, просить у вас милости.

— Что такое?

— Балашов так связан со Сперанским и Магницким, что вынужден будет им делать снисхождение, которое, по моим правилам, им оказывать не следует. Это обстоятельство навсегда меня поссорит с Балашовым, и я навлеку себе сильного врага.

— Вам до этого дела нет. Я вам приказываю: это нужно для меня, ибо я уверен, что вы от меня ничего не скроете. Впрочем, предоставьте Балашову делать, что он хочет: а мне скажете, что сделано будет.

— Повинуюсь воле вашего величества.

— Так и должно! Я вами доволен и, в доказательство моего доверия к вам, скажу, что я спрашивал Сперанского — участвовать ли мне лично в предстоящей войне? Он имел дерзость, описав все воинственные таланты Наполеона, советовать мне собрать боярскую думу, предоставить ей вести войну, а себя отстранить. Что же я такое? Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывался под самодержавие, которое я обязан вполне передать наследникам моим. Балашов вас известит, когда ехать. Смотрите, чтоб я все знал. Прощайте.

Едва успел я дойти до двери, как государь меня воротил:

— Чтобы никто этого не знал! Ибо Сперанский и Магницкий ничего не знают.

XV

17 марта в 5 часов вечера, потребовал (меня) к себе министр, и с улыбкой, выказывающей неудовольствие, сказал мне:

— Мы нынче вечером едем с вами путешествовать.

Я: Куда это, ваше превосходительство?

Балашов: Отправлять кое-каких приятелей.

Я: Моих?

Балашов: Ну, нет!

Я: Кого же?

Балашов: Сперанского, Магницкого и Бологовского!

Я: Ваше превосходительство никогда меня в подобных случаях не употребляли.

Балашов (с горькой улыбкой): Государю так угодно! Я докладывал, что вы на это не способны; предлагал Лаврова[175], графа Васильева[176] и даже П. В. Кутузова[177], но государю, кроме вас, никого не угодно.

Я: Позвольте рапортоваться больным.

Балашов

: Нельзя!

При сем слове вбегает без доклада Магницкий, весь не свой. Увидя меня, он быстро взглянул, как будто испугался и кивнул на меня Балашову головою; но Балашов сказал:

— Ничего, что вам угодно?

Магницкий: Вы обещали мне маршрут.

Балашов: Да, вот он!

Магницкий (поблагодаря поклоном): Сделайте одолжение…

Балашов (не дав ему договорить): Все будет сделано, не беспокойтесь, с вами едет избранный мной отличный офицер.

Магницкий: А маршрут жене моей?

Балашов: Вы не должны съезжаться. Ей другой маршрут дан будет.

Магницкий: Покорно вас благодарю.

Магницкий вышел, поклонясь одному Балашову, который сказал мне:

— В семь часов будьте здесь. Мы вместе едем.