Записки. 1793–1831

Новое открывается дарованиям его обширнейшее поле. Подобно волнам морским, которые с яростью разливаясь, поглощают все им встречающееся, устремились французы с берегов Рейна на области прусские. Россия, восприемля меч и весы, решилась положить преграду неистовству врагов Европы. Воспоследовал поход 1807 года. Граф участвует в оном генерал-майором; чин, в который он пожалован 1806 года сентября 11 дня. Благородным душам свойственно быть всегда свыше наружных обстоятельств, какового бы они роду ни были, согреваемы ли лучами счастья, или находятся под созвездием несчастным. Граф пылал теперь доказать сотоварищам своим, что данный ему по старшинству чин едва ли соразмерен его ревности и усердию. Первый представившийся ему случай к отличию был под Прейсиш-Эйлау, где увенчавший себя лаврами, главнокомандующий барон Беннингсен, следующим образом о нем изъясняется, в реляции о сем достопамятном дне: «При таком сильном напоре неприятеля, который многочисленными своими колоннами продолжал теснить в сем пункте войска наши, и заставлял уступать ему место, приказал я приблизиться конной артиллерии. Генерал-майор граф Кутайсов немедленно привел оной три роты, и устроив их сколь можно выгоднее, открыл по неприятелю такой сильный огонь, что колонны его в короткое время были остановлены, а из господского дома Ауклаппена, зажженного сею канонадою, выгнал неприятеля, обратив в бегство высланных оттуда конных егерей и пеших стрелков, которые были у нас уже почти в тылу». За таковой подвиг граф украшен был орденом Св. Георгия 3-й степени. Везде во всю сию кампанию, и при селении Ломитене, и под Фридландом, изъявлял он опыты своих познаний и своей храбрости; за первое дело получил он крест Св. Владимира 3-й степени, а за последнее золотую шпагу с надписью: за храбрость, и украшенную алмазами.

По окончании сей кампании, где граф украсил жизнь свою прекрасными подвигами, пожелал он видеть чужие края. Целый год смотрел он на обычаи, нравы, чуждых для нас народов. Объехав знаменитейшие места Европы, обозрев все, и не найдя нигде и отпечатка того блаженства, которое ощущал в недрах любезного Отечества; возвратился с сугубою к нему любовью, с сугубым желанием быть ему полезным, отплатить хотя в малейшей мере и за его попечение и любовь к сынам своим.

В 1812 году, в июне месяце император французский без объявления какой-либо войны, против всех прав народных, ворвался с сильною армией в границы российские. Повелено было войскам нашим соединиться, поставить оплот покушениям врагов, и каждый русский сделался солдатом. Граф Кутайсов в эту кампанию командовал всей артиллерией. Везде видели его на поле брани там, где требовалось присутствие начальника. Он не довольствовался быть единственно в главных сражениях; Витебск, Смоленск, деревня Пнева, все свидетели прекрасных его распоряжений, храбрых его подвигов; но и в делах авангардов, везде, где только он думать мог, что присутствие его небесполезно, везде был он и оживлял своих. На одном из последних дел был он легко ранен в правую ногу; при сем известии какой-то ужас объял всех, и единодушно советовали ему для пользы общественной не слишком подвергать жизнь свою опасности. Могла ли такая предосторожность иметь место в душе рождающегося героя? Не было ли это с нашей стороны предчувствием того несчастия, которое ему и нам в будущем угрожало?

Настал день, знаменитый в летописях российских; день, украсивший неувядаемыми лаврами соотечественников моих, в который Светлейший князь Голенищев-Кутузов вынудил Наполеона, до окончания еще сражения, прибегнуть к отступлению. В сей день 26 августа на самом рассвете граф уже был на батарее, лежащей на правом фланге; сделав здесь нужные распоряжения, объехал он всю линию левого крыла, где с обеих сторон началась битва ужаснейшая. Граф разъез жает повсюду, здесь усиливает, там уменьшает число орудий, смотря по нужде и обстоятельствам. Вдруг разнесся слух, что батарея на левом нашем фланге взята французами. Граф, начальник артиллерии, честь его, жизнь кажется соединена с существованием сей батареи. С быстротою молнии летит он к ней на помощь. Храбрый генерал Ермолов уже с колоннами своими оспаривает у неприятеля место. Одна минута — и где он? Русские мечут опять огонь на удивленных французов; граф окружен своими, он там — …; но окровавленная лошадь его бегает, не находя для себя уже места, одна по стану; возвещает, кажется, о смерти графа, а с тем вместе, что он верно лег на ложе чести, там, на батарее. Говорят, что пуля, ударив в висок, разорвала ему череп. Он жил несколько минут и испустил дух на руках одного офицера, который о сих подробностях рассказывал в главной квартире, куда перенесены были и знаки отличия, кресты Св. Георгия и Св. Владимира 3-й степени.