Записки белого офицера

ЧК помещалось в огромном пятиэтажном доме на Чайковской улице с садом, окруженном глубоким рвом и тремя рядами проволоки. Жутко было входить в него. В верхних этажах помещались служащие черезвычайки, канцелярия и камеры арестованных, в которых сидели генералы, офицеры, их жены и дети, были богатые купцы, мелкие торговцы. В подвальном этаже находилось помещение для допросов и пыток: большая темная комната, забрызганная кровью и с невысохшей еще кровью на полу. Тут же на полу были найдены куски отрезанных носов и ушей, на стенах следы распятия людей, дырки от гвоздей, следы прислоненных голов и тел. В другой комнате, где проходили сточные трубы со всего дома, было устроено нечто вроде бассейна из помоев и отбросов. Туда бросали некоторых несчастных, которые тонули в этой ужасной грязи и задыхались от вони. В саду были произведены раскопки и найдены тела замученных. Между ними были женщины и совсем молодые еще мальчики и девушки с выколотыми глазами, отрезанными ушами и носами, вырезанными языками, вырванными ногтями, скальпированные, с вырезанными на плечах погонами и забитыми вместо звездочек гвоздями, с вырезанными полосками кожи, с вывороченными руками и ногами; почти все трупы носили следы ожогов. Фотографии всего этого тогда имелись.

Все население Харькова было допущено к осмотру этих тел и дома. Когда их откапывали, кругом толпа стояла в безмолвном оцепенении. Вдруг среди тишины раздался голос: «Так им и надо!» Сперва все как бы застыли, но через мгновение накинулись на жидовку, произнесшую эти слова и, если бы не подоспел в это время какой-то офицер, ее бы растерзали на клочки. Это слышал и видел мой двоюродный брат барон Фредерикс. Замечательно, что почти все комиссары города Харькова были евреи; они всегда имели все, что хотели, жили у себя широко, ни в чем себе не отказывая. Многих из них поймали и повесили, в числе их и Саенко.

Мобилизация во всех вновь занятых губерниях проходила удивительно хорошо. Все части Добровольческой армии развернулись, удвоили и утроили свой состав, в том числе и мы: в это время была сформирована 2-я батарея, командиром ее был полковник Котляревский. Кроме того, в Харькове были захвачены огромные артиллерийские склады снарядов, патронов, всевозможных видов орудий, броневые машины и броневые поезда.

После месяца пребывания в Харькове мы с братом отправились в только что занятое добровольцами наше имение в Воронежской губернии село Покровское. Приятно и вместе с тем грустно и жутко было подъезжать к родным местам, где мы родились и выросли. Остановились мы в селе Волоконовка в 10 верстах от Покровского у земского ветеринарного врача, жившего там более 30 лет и часто бывавшего у нас. В тот же день взяли подводу и отправились в Покровское. Столь хорошо устроенная трудами деда и отца усадьба и экономия, стоимостью около 150 000 рублей золотом до европейской войны, представляла руины; только сад остался таким, каким был и прежде. Ни одной целой постройки. Среди экономии стояли остовы каменных строений, все без окон, полов, дверей и крыш, некоторые деревянные строения разобраны и увезены. Ни одной живой души, а между тем было 200 пар волов, около 200 лошадей, 60 коров, 400 свиней и баранов. Все земледельческие орудия, повозки, экипажи, телеги, упряжь, инструменты мастерских – все бесследно пропало. Скелеты двух паровых молотилок, разобранных по винтику и растащенных, мрачно стояли посреди двора; один дом сожжен, из другого выбраны все деревянные части; ни одного забора, ни одного плетня, ни загородки не уцелело. Вокруг дома еще можно было найти вырванные листы из сожженной библиотеки. Если бы тут прошла орда монголов, то большего разрушения они не могли бы сделать. Все имения и усадьбы в округе были приведены в такое же состояние.