Записки белого офицера

С рассветом мы выступили – с налета взяли первую линию большевистских окопов, забрали пленных и пулеметы (из пленных евреев ликвидировали, остальных отправляли в тыл, распределяли по частям) и пошли дальше, но слишком увлеклись и слишком выскочили вперед наступающей пехоты. Таким образом, мы были с двух сторон окружены, кроме того, против нас действовали красные юнкера – пришлось отступить и выровняться по пехоте. Никогда до того я еще не был под таким обстрелом, как в этот день, казалось, что даже трудно дышать из-за пуль. Батарея все время находилась на уровне лавы (лава – это кавалерийская цепь). Часам к 12 мы выпустили все находившиеся у нас запасы снарядов и уехали в тыл пополняться, через час были уже обратно. В это время спешившиеся наши части никак не могли выбить большевиков из деревни Киять. Батарея подошла, развернулась на расстоянии версты от деревни, снялась с передка – большевики не выдержали огня и бросились бежать. Смешанные эскадроны стали наступать, а батарея, взявшись в передке на галопе, обгоняя цепи, выехала далеко вперед, провожая красных огнем. Никогда не забуду этой минуты. Большевиков за этот день прогнали до станицы Сейтлер, но ее не занимали, а ночевали в деревне Киять, поджидая пехоту, занявшую в этот день Феодосию и Владиславовку.

В этот день был ранен капитан Кривошеин. Как сейчас помню один из эпизодов этого дня: ведут пленного красноармейца раненого в голову ударом шашки, все лицо у него в крови, проводят его мимо эскадрона кирасир Его Величества и вдруг вижу – какой-то солдат соскакивает с лошади, подбегает к пленному, обнимает и целует его. Оказалось, что это были родные братья.

На следующий день продолжали наступление. Большевики уже не оказывали почти никакого сопротивления, стягиваясь к железной дороге. Последнее крупное столкновение с ними в Крыму произошло около станции Граматиково, они были обращены в бегство рейдом нашей кавалерии, зашедшей им в тыл. Произошло это следующим образом: 8-го июня вся кавалерия была сгруппирована в немецкой колонии Конрод, на которую мы два месяца тому назад безрезультатно наступали; на рассвете бригада двинулась вперед, охватывая правый фланг большевиков, в авангарде – 2-й Гвардейский полк со вторым взводом нашей батареи. Прошли через деревню Коронки и достигли в тот же день болгарской колонии Чита. По дороге поймали пятерых красных, ехавших на станцию Граматиково. Одного из них, коммуниста, как выяснилось по его бумагам, на месте расстреляли – «угробили» (выражение, входившее тогда в употребление), остальных четырех повели с собой. В Чите простояли часа два, поджидая главные силы.

Произошел тут со мной следующий случай. Лежу я на огороде под кустом, совсем засыпаю и вдруг слышу большой шум и выстрелы совсем недалеко от меня, пули здорово свистели над головой. Я схватил свой револьвер, с которым никогда не расставался, вскочил и почти лицом к лицу столкнулся с одним из только что взятых в плен красноармейцем, полным ходом удиравшего, справа от меня удирали остальные три. Я сшиб его с ног, его забрали подошедшие солдаты и потом расстреляли, остальные были убиты вдогонку.

В тот же день вся наша бригада тронулась дальше на немецкую колонию Лилиенфельд, куда пришли уже под вечер. Думали здесь отдохнуть, но сразу же по приходе были выделены два эскадрона из двух офицеров Дроздовского конного полка с двумя нашими орудиями, чтобы пробраться ночью на железную дорогу около станции Колай и взорвать пути, чем задержать броневой поезд красных, находившийся около станции Граматиково; пошло одно орудие первого взвода и мое орудие второго взвода.

Мы выступили, когда было уже совсем темно, со всевозможными предосторожностями, так как вокруг нас во всех деревнях были большевики. Запрещено было курить и громко разговаривать. Часам к двум ночи подошли к железной дороге у деревни Каромин, по дороге забрав целый штаб красного полка с комиссарами, чиновниками и со всеми бумагами. В пяти местах был взорван путь. Ворвались в деревню Каромин, где спокойно спали большевики, и взяли много обозов. В это время начал подходить поезд со стороны Феодосии; понятно, с каким напряжением ждали схода его с рельс. Поднялась страшная кутерьма, которую мы еще усилили выстрелами из орудий. Это оказался эшелон красных юнкеров, которые, сообразив в чем дело, рассыпались в цепь и начали на нас наступать.

Начался рассвет, подошел броневой поезд «Красный сокол», сильно нас обстрелявший. Присоединившись к бригаде, мы начали отступать на линию пехоты, которая, в свою очередь, начала наступление. Юнкера верст десять шли за нами. Все взятые в плен в эту ночь евреи, комиссары и коммунисты были повешены, а остальные жестоко выпороты. После двух суток непрерывного похода нас отвели на ночевку в колонию, названия не помню. Всюду в занимаемых нами деревнях жители радостно нас встречали, выносили хлеб, масло, молоко; в некоторых колониях, наиболее пострадавших от большевиков, многие даже плакали.