Записки бойца Армии теней

Пройдены все формальности: пробежка голым и босиком по булыжнику, получено энное количество уколов штыком в ягодицы, пройдена дезинфекция, душ, проведено переодевание, фамилии заменены номерами, мы — проинвентаризированы. Выпускают во двор. Пронизывающий ветер, одежда наша и продуваема насквозь и не греет. Строят, считают и пересчитывают по нескольку раз. Очевидно, из боязни, чтобы кто-либо не затерялся в коридорах бани или в ванне с крезилом.

За все это время мы не видели ни одного эсэсовца. В лагере всем занимались более или менее доброжелательные узники. Проходя между двухэтажными каменными и одноэтажными деревянными блоками-бараками довольно привлекательного вида, сквозь их окна мы видим внутри столы и скамьи, печи, спальни. Всё — в отличном порядке, кругом чистота. Возможно, нам просто не повезло на первых порах, а на самом деле здесь не так уж и плохо?..

* * *

Часть из нас размещают в блоке «Малого лагеря», под № 62. Около тысячи человек. Наши гиды, с такими же треугольниками и номерами, как у нас, распределяют нас по трехэтажным нарам, построенным с двух сторон всего длинного барака, похожего, скорей, на конюшню. Рассаживают на тонкие бумажные тюфяки, заполненные древесной стружкой. Они и будут нашим ложем. Если кто из нас замешкается, то тут поднимается неимоверная ругань, как у эсэсовцев. Очевидно, время здесь ценится дороже золота. Производят перекличку, хотя трудно ее так назвать: мы — номера, и должны откликаться номером по-немецки. Выбираются «боксэльтестеры» — старшие бокса из 48 человек, пардон — номеров. Наш бокс выбирает меня. Следует раздача «зупе» — по литровому черпаку каждому. Эту баланду принесли в огромных цилиндрических термосах, которые двое поднимают с трудом. «Зупе» из овсянки показалась нам восхитительной, с аппетитным запахом. И действительно, наши пересохшие глотки не смогли бы проглотить чего-либо более плотного. «Штубендинсты» (дневальные) едят по два-три литра, чем и объясняется их лоснящийся вид. После еды мы бросаемся на тюфяки, где спим до вечернего «аппеля» — поверки. В строю по пять стоим полтора часа, пока не появляется унтер-офицер-эсэсовец. Он обменивается несколькими словами с «блокэльтесте-ром» (старостой блока), здоровенным мускулистым немцем, и принимается нас считать. Делает это тщательно, проверяя пятерки и, не вымолвив ни слова, удаляется.

Блокэльтестер произносит речь, которую кто-то из наших переводит. О дисциплине, о том, что раньше внутрилагерная администрация состояла из зеленых «винкелей»-треугольников, то есть уголовников, сделавших жизнь в лагере невыносимой. Но теперь лагерем управляют «красные винкели» — политические:

— Сегодня Бухенвальд стал почти настоящим санаторием! — гордо заключает он. Сказав это, староста блока советует сохранять бдительность. Чего больше всего мы должны остерегаться, так это прямых контактов с эсэсовцами, их вмешательства во внутрилагерную жизнь. Такое может произойти в случае саботажа, пожара, попыток к побегу. «Красные», согласившись взять руководство внутрилагерной жизнью в свои руки, возложили на себя ответственность за любые нарушения. Если что-либо будет не так, то им грозит виселица. Поэтому, мол, и пришлось прибегнуть к самой жесткой дисциплине. Она — в общих интересах. Затем блоковой объясняет общую структуру лагеря. В каждом блоке свой староста, поставленный эсэсовцами. Ему помогают «штубендинсты», которых по его выбору ему предоставила «арбайтсстатистика». Каждой рабочей «коммандо»-бригадой руководит «капо» — старший, которому помогают бригадиры, именуемые «форарбайтерами»[49]

. Их обязанность — проверять выполнение работы. В лагере три старосты-«лагерэльте-стера», которым помогают «лагершутцы» — лагерные полицейские. Если все в порядке, узники избегают прямых контактов с эсэсовцами, которые отвечают лишь за аппель, за численный состав, за качество работы, за отправку на внешние транспорты. За узников вне лагеря ответственность несут конвоиры-эсэсовцы. Не разрешается удаляться от рабочего места без приказа эсэсовцев. Далее блоковой поясняет, что лагерь опоясывает двойной ряд столбов с колючей проволокой с пропущенным по ней высоким напряжением. Нас охраняют и днем и ночью с вышек, их — двадцать одна. Еще ряд часовых расположен в нескольких стах метров за первой линией, в секретах, с приказом стрелять без предупреждения в каждого, пытающегося удалиться. Итак, шансов на побег — ноль. Каждая попытка к бегству заканчивалась смертельным поражением током, автоматной или пулеметной очередью или повешением.

— Но, конечно, — закончил блоковой, — вы имеете право кончить жизнь самоубийством, доставив этим огорчение товарищам. И это будет прямым отсутствием чувства солидарности.