Записки бойца Армии теней

Утром следующего дня мы были на рю Дарю. Вошли во двор, поднялись по ступенькам в церковь. Разгар молебна. Пахло ладаном, молились, крестились и отдавали поклоны многочисленные прихожане. Нет, здесь разговаривать, спрашивать неприлично. Прежде всего здесь молятся о России, о ее спасении. Впервые мы среди такой массы русских. Помолившись, вышли во двор. Тут тоже много народу. На наши расспросы нам представили мать Марию. В монашеском. Возраст? Какой возраст может быть у монашки?! Когда мы ей сказали, что прибыли из Ля Рошели, она кратко ответила:

— О вас мне сообщали, — и попросила подождать.

Через несколько минут она подошла с пожилым мужчиной:

— У меня сейчас битком, как вы знаете, — заканчивала она с ним разговор, — а эти молодые люди — из Югославии.

Мужчина представился:

— Полковник Приходькин.

Выслушав нашу одиссею, он согласился взять к себе. Я понял, что мы не первые и что у матери Марии хорошо налаженная связь и организация по приему и спасению тех, кому грозят арест и гибель. Довольно-таки опасная работа, требующая большой храбрости и самоотвержения. И я с благодарностью вспомнил о наших благодетельницах из Ля Рошели. Все эти люди действительно занимались рисковым делом, не думая о личном благе. Не только «сетовали»…

В доме, где жила семья Приходькина, на рю Вийемен, в 14-м округе, мы познакомились с его дочерью Екатериной Борисовной. Она взялась обучать Михайла и Николая французскому разговорному языку. Затем к ней присоединилась и ее подруга Мария Златковски. Судя по фамилии, я решил, что она полька. Обе знакомили нас с Парижем, показывали улочки, кварталы, но главное — проходные дворы, через которые мы, в случае облавы, могли бы скрыться. Благодаря им мы были обуты и одеты.

Вид у нас стал вполне «парижский». Одеть таким образом троих оборванцев, как мы, стоило огромных средств. Сейчас мы неплохо вписывались в окружающую среду. Стали посещать знакомых этой семьи. Через врача Зернова мы познакомились с Верой Аполлоновной Оболенской, умной и очаровательной, жизнерадостной женщиной. Борис Зернов, когда меня свалил приступ тропической малярии, быстро поставил меня на ноги. Но сколько пришлось проглотить препаратов хинина! По мужу Вера Аполлоновна была княгиней. Его самого мы никогда не видели. По вопросам, которые мне задавала Вера Аполлоновна, я определил, что встреча и знакомство с ней — не случайны.

«Викки» — так звали ее все и так представилась она нам — интересовалась каждой мелочью нашей прежней жизни. Вопросы свои задавала подчас шутливо и ненавязчиво, с удивительной душевностью откликаясь на все нами пережитое. Отличное качество — уметь слушать собеседника. И Викки владела им преотлично. Но о цели столь обстоятельного разговора в первый день встречи не было ни слова. То, что она княгиня, мы узнали несколько позже от Марии Златковски. По Югославии я знавал многих русских князей, генералов. Большинство из них были несколько надменны и чопорны, в основном критически, скорее зло, относились к Советскому Союзу. И жили они особняком, в собственном кругу. Мечтали о троне, о возврате империи, а соответственно, об утерянных имениях, положении и привилегиях. Вспоминаю случай в магазине на улице князя Михаила в Белграде. Заходит туда русский генерал в полной форме, просит дать ему йоргован. Продавец отвечает, что в его магазине продают лишь постельные принадлежности, а не цветы. А генерал настаивает: «Вот я и прошу йоргован!» Я понял, что генералу нужен не «йоргован» — сирень, а «йорган» — одеяло. Он перепутал эти два слова. И объяснил это продавцу. Конфликт был исчерпан, но меня поразило бурчание выходившего с покупкой генерала: «Какая дикая нация! Уже двадцать лет, как мы живем здесь, а они до сих пор не научились русскому языку!» Так вот, Викки — полная противоположность таким людям. Да, такую замечательную женщину было за что уважать, и не случайно она оказалась среди тех, кто занялся нашей судьбой. Я заметил также, что среди Зерновых и их знакомых она пользовалась особым авторитетом. Часто у них проскальзывало: «А что скажет Викки?» Но это было совсем не то, что в «Горе от ума» («О, Боже мой, что станет говорить княгиня Марья Алек-севна!»)…

На одну из встреч с Викки пришло двое незнакомцев. Они долго говорили с нами о движении Сопротивления, его задачах. Один из них почти все время молчал, лишь слушал, и плохо мне запомнился. А вот второй, Кристиан Зервос, грек по национальности, запомнился хорошо, тем более что в дальнейшем мы часто с ним встречались. Викки и Кристиан знали о нас все: и об организации и подготовке побега из плена, о моем знании языков. Более того, деньги для нас старушкам в Ля Рошели послали они. Знал Кристиан и о нашей встрече с «очкастым» и Пьером на рут де Шуази, о Варанжевилле и Ковальском…