Записки бойца Армии теней

С Мишелем у нас всегда были самые искренние отношения, настоящая братская дружба. Она не нарушилась, хоть мы с ним и работали в разных местах. Впрочем, находились мы с ним в непосредственной близи — на одной трамвайной ветке, через 4–5 остановок; он был ближе к центру Берлина, на перекрестной станции метро «Темпельгоф». Он часто приезжал ко мне, навещал и я его. Жил он в комнатушке слесарей на самом аэродроме. И все же, ни о его связях, ни о моих — на эту тему мы разговоров не заводили. Мы понимали: чем меньше каждый из нас будет знать об индивидуальной, автономной работе другого, тем лучше и безболезненней будет в случае провала: «Легче будет на пытках!» — шутили мы.

И вот произошло то, что связало нас совсем уж неразрывными узами. В самом начале апреля я от начальника цеха, ставшим после моей проверки в гестапо значительно мягче, получил наряд-задание на обработку… тех самых трубок из титана. Целых 150 штук! А это — для оснащения 75-ти подводных лодок! Наладчик занялся своим делом, ая с нетерпением ждал момента, чтобы взглянуть на «аккорд-цеттель» и узнать, как они пронормированы. Теперь как первую, так и вторую контрольные детали обрабатывал я сам, но под его наблюдением. В ОТК проверили, поставили на них клеймо, и, получив таким образом «добро», я приступил к серийной обработке. На сколько же я сплутовал и надул «шпиона»? Когда наладчик ушел, я глянул на время: восемнадцать минут! А затрачиваю на нее всего тринадцать! Полный успех, для рабочих — поистине «золотой наряд»!

А Макс заволновался:

— Нельзя! Нельзя упускать такой шанс! Необходимо уничтожить все детали!

Я

был согласен: задержать выпуск или ремонт стольких подлодок необходимо! Но до конца моего контракта оставалось еще два месяца. Он же сам призывал делать большие диверсии лишь «на прощанье». А как же теперь? Ведь я буду разоблачен задолго до моего отъезда во Францию. Значит, буду арестован, следствие, допросы: с кем дружил, с кем общался?., и потянется ниточка… Что же делать?

— Работай… с браком! Что-нибудь придумаем, — ответил Макс…

На следующий день Макс явился особенно сосредоточенным. Лицо его было серым от усталости. Правда, он и раньше выглядел невыспавшимся, глаза часто были воспалены, слезились. Сказывалось постоянное нервное напряжение. Да это и понятно: ходить по лезвию бритвы — занятие не из веселых. Однако он никогда не терял бодрости, разговор вел в шутливых тонах, всегда приветливо здоровался, был подчеркнуто жизнерадостным. Возможно, именно таким и должен быть подпольщик? Я понимал, чего это ему стоило, и уважение к нему росло.

— Трубки эти и те, что ты обработал ранее по «лон-цеттелю», как я узнал, отправят заказчику в одной партии. Следовательно, это примерно для ста подлодок. Это — шанс: на нашем заводе твоя операция над ними — последняя. Кроме того, есть еще несколько сугубо важных деталей, которые нельзя отсюда отправлять. Придется предпринять что-то экстренное и эффективное…

Он подчеркнул, что со мной и моим напарником (откуда только он о нем узнал?) вопрос поэтому решится на днях.

— Тем более, что вы свою роль выполнили! — добавил он.

Мне повезло: почти две трети работы над трубками пришлось на ночные смены. Начальник цеха, этот вездесущий цербер, ночью почти никогда не удостаивал нас своим визитом и не маячил над душой. Наладчики и мастера тоже предпочитали отдыхать. С самого начала работы я безбоязненно переналаживал на станке режим резания — увеличивал обороты, ускорял скорость подачи. Охлаждающая эмульсия под фрезой кипела, и фреза и металл чуть ли не раскалялись. Я задыхался от испарений, от газа, но работал. Нет, я нисколько не перегружался: на обработку детали у меня шло всего семь минут, и я имел время и возможность чаще отлучаться, отдыхать, дышать свежим воздухом. Но ни в коем случае нельзя было показать, что я чуть ли не в три раза перевыполняю норму. Поэтому к восьми утра в ящике обработанных деталей лежало чуть больше, чем должно было быть по норме. Оставалось еще трубок двадцать пять — почти на одну ночь, — когда я, вернувшись утром с работы, получил странную телеграмму из Парижа. От кого бы это? Проверил адрес: да, мне. Вначале я не понял смысла: «Жорж, твоя мама неудачно упала, проломила голову. Состояние критическое, предвидится трепанация черепа. Немедленно выезжай!» И… меня осенило! Я тут же побежал в дирекцию. Не знаю, хороший ли я актер, но на этот раз я проявил действительно артистические дарования: слезы текли градом, всхлипы. Я нарочно вызвал в памяти мою маму, прощание с ней в горящем Белграде, ее отказ выехать со мной, ее последние объятия, поцелуи и… как она меня перекрестила. Я судорожно совал телеграмму под нос начальству и, всхлипывая, просил дать немедленный отпуск. Да, — ответили мне, — отпуск мне дадут. Но просят закончить заказ, чтобы могли внести его в расчетный листок:

— Деньги же тебе пригодятся. Все равно расчет проведут только за день, ты потеряешь лишь ночь, а на следующий день и выедешь.