Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

Что касается «еврейского вопроса», де Ружмон, как и многие другие иностранцы, побывавшие в Третьем рейхе, пытался подчеркнуть разницу между «либерально настроенным европейским евреем» и «вульгарным и бесцеремонным евреем», который чаще всего был выходцем из Восточной Европы[510]. Проводя такое разграничение, люди проявляли свой собственный скрытый (и часто неосознанный) антисемитизм. Один «правильный» еврей говорил де Ружмону, что стремится к улучшению франко-германских отношений. «Он не в состоянии понять всю абсурдность гитлеризма, – писал швейцарец. – Он не считает антисемитизм чем-то из ряда вон выходящим – вовсе нет! Многие евреи сами антисемиты. Для них немыслимо совсем другое, а именно концепция мира, построенного на силе. Мира, в котором нет места рациональному мышлению».

«Неправильных» евреев, с которыми, по мнению де Ружмона, были связаны все проблемы, швейцарец регулярно видел в кафе на площади Опернплатц. «Толстые, с кольцами на пальцах и сигаретой во рту» – эти евреи одним своим видом оправдывали худшую нацистскую пропаганду. Де Ружмон писал: «Бессмысленно даже вспоминать поддельные свидетельства и документы, такие, как, например, «Протоколы сионских мудрецов». Достаточно просто посмотреть на их гигантские животы или вспомнить унижение детей, которые никогда не бывают первыми в классе, в котором учатся евреи».

Учитывая то, что Леонард Вулф был евреем, кажется немного странным, почему он со своей женой, писательницей Вирджинией, решил в мае 1935 г. отправиться в Рим через Германию. Гарольд Никольсон, у которого супруги Вулф останавливались в Берлине семью годами ранее, предложил им сначала обратиться в Министерство иностранных дел. Вулф считал абсурдным, что «англичанин, будь он еврей или язычник, должен стесняться въезжать в европейскую страну»[511]. Тем не менее на всякий случай он выхлопотал в немецком посольстве в Лондоне «охранное» письмо, подписанное дипломатом князем Бисмарком.

Въехав в Германию, супруги Вулф решили посмотреть долину Рейна. В отличие от большинства туристов, эти места им не понравились. Леонард писал, что Рейн – «это одна самых некрасивых рек во всем мире»[512]

, а Вирджиния решила, что Германия – страна «пафосная», местные виды – «надуманные», горы – «высокие, но незначительные», а известные руины и замки в долине Рейна – слишком «правильные». По реке «идут баржи с углем, как по Оксфорд-стрит», – добавила она[513]. В Гейдельберге Вирджиния заметила, что «преподаватели и их дочери переходят из одного дома в другой с синими партитурами бетховенских квартетов под мышкой»[514]

. Супруги попали в пробку и двигались на своем автомобиле со скоростью улитки из-за толп людей, собравшихся посмотреть на кортеж Геринга. Вулфов не очень впечатлила Германия, и они недолго пробыли в этой стране. Примечательно, что их талисманом в поездке оказалось не письмо Бисмарка, а маленькая обезьянка-мармозетка по кличке Мици. Мармозетка сидела у Леонарда на плече и вызывала умиление всех, кого он встречал на своем пути: «Школьницы с косичками, белобрысые арийские фройляйн, немецкие домохозяйки, мрачные штурмовики, – писал Леонард, – впадали в экстаз, увидев это маленькое мохнатое существо. Всем было понятно, что владельцы такой прелести просто не могут быть евреями»[515]

.

У коммунистки Марии Лейтнер не было ни мармозетки, ни подписанного Бисмарком письма. Но эта смелая женщина, которой было уже за сорок, много нелегально путешествовала по Германии с 1936 по 1939 г. Мария родилась в немецкоговорящей еврейской семье в Хорватии и выросла в Будапеште. До приезда в Германию она работала в разных европейских странах, пять лет путешествовала по американскому континенту, писала в газеты и журналы и подрабатывала уборщицей. В 1930 г. вышла книга Лейтнер под названием «Отель Америка», в которой автор стремилась развенчать американскую мечту. В книге «Елизавета, последовательница Гитлера», изданной в 1937 г., коммунистка писала о том, как нацистская пропаганда изменила немецкую молодежь. Эту тему немцы часто поднимали в разговорах с де Ружмоном. «Каждый вечер партия отнимает у меня двух моих детей, – жаловалась швейцарцу жена одного адвоката. – Моей дочери 18 лет, и она руководит группой девушек. Два раза в неделю у них проходят занятия по гимнастике и политической культуре. Моя дочь помогает бедным и посещает их, когда те болеют. Партия внимательно следит за тем, чтобы она выполняла все свои обязанности. Как я могу влиять на своих детей, когда я их практически не вижу? Главное – это партия, все остальное может подождать. Для наших детей мы всего лишь гражданские лица, а они чувствуют себя солдатами… Естественно, им это нравится. Они чувствуют себя свободными, потому что свобода для подростка – это когда ты не обязан находиться в кругу своей семьи»[516][517].