Записки неримского папы

А я в то время был открыт миру, как бутылка портвейна. Я приветствовал любой новый опыт. Если бы друзья попросили меня выступить со стриптизом для них самих, я тоже не задумываясь согласился бы.

Ну, а тут Дед Мороз. Какой пустяк.

Они купили настоящий костюм, дорогой и правдоподобный.

Накануне я пересматривал «Морозко», входил в образ.

По плану я приходил к ним вечером 31 декабря Дедом Морозом, поздравлял ребенка, потом тайком переодевался и возвращался к ним уже самим собой, кем бы я на тот момент ни был.

Выступление прошло прекрасно. Все были счастливы, включая их прекрасную дочку. Правда, вместе со стихотворением «Белая береза под моим окном» я зачем-то прочел еще и «Письмо матери». Но этого вроде никто не заметил.

Затем ребенка уложили спать, пришли многочисленные гости, и я, как полагается любому уважающему себя Деду Морозу, напился. Уже в своем человеческом обличье, переодевшись.

В разгар вечеринки я надел бороду и усы от костюма Деда Мороза обратно и бегал за девушками, убеждая их, что мы играем в деда Мазая и зайцев…

Очнулся я в ванне. Я в ней лежал. И, судя по затекшему во всех местах телу, какое-то время спал. Я осторожно просканировал себя, как делают все пьяницы с утра. Я был босиком, но в джинсах, уже неплохо. Рубашка тоже была на мне, правда, без единой пуговицы и с оторванным карманом. На голове дыбом стояли волосы (они тогда у меня еще были). Что-то мешало на лице. Я потрогал себя – там была вчерашняя искусственная борода с усами: я их так и не снял. Я медленно перевел взгляд в перспективу и остолбенел.

Рядом с ванной стояла пятилетняя дочка хозяев дома. Та, перед которой я вчера выступал. Она смотрела на меня очень внимательно и, как мне показалось, каким-то недетским взглядом.

Видимо, дочка встала первой во всем доме. С непьющими детьми 1 января такое случается.

«Ма-а-а-ам, па-а-а-а-ап! – закричала девочка, не сходя с места. – Тут Дедушка Мороз у нас в ванне растаял».

И я понял, что только что собственными руками застрелил амурского тигра детской мечты.

Так я бросил пить.

5. Дети в девятнадцатом веке

Герой войны 1812 года А. П. Марин так вспоминает о своих детских годах и поступлении в 1-й кадетский корпус:

«В Москве меня водили смотреть колокол Ивана Великого и большую пушку и купили мне игрушку, чтобы я не грустил. Из Москвы, на пути, я помню город Валдай, где мне очень понравились баранки. Еще мне купили куколку, чтобы утешить, и так мы добрались до Санкт-Петербурга в Преображенские казармы к старшему нашему брату Сергею Никифоровичу. В это время гвардия собиралась в Москву, на коронацию Государя Павла Петровича. Гвардия и братья мои Сергей и Евгений отправились в Москву, а меня оставили на руки пьяного человека Игната Захаровича, который в пьяном виде возил меня по трактирам и поил водкой».

Какое интересное детство было у людей в девятнадцатом веке.

Не то что сейчас.

Мне кажется, мой Артем скучно живет.

Надо подумать об этом…

6. Здоровое детство

Детская поликлиника – тот еще рассадник стрессов. У нас личный педиатр, но жена упорно посылает меня туда каждый месяц на верную смерть. За справкой для молочной кухни.

Клиника этого места – даже не в том, что несчастным педиатрам на каждого пациента отведено 15 минут и в итоге получается такая медицинская версия Макдоналдса. Если ты не успел – все, портал закрылся, Алиса Селезнева улетела, и Коля Герасимов целует глухую стену.

Основная проблема детской поликлиники в том, что она кишит детьми. Они повсюду. Если детей запустить во взрослые клиники, они легко вытеснят оттуда, казалось бы, доминантный биологический вид – бабушек.

Однажды перед тем как сдать куртку в гардероб поликлиники, я положил ее на какой-то столик, чтобы достать из карманов ценные вещи. Вдруг куртка зашевелилась. Я в панике поднял ее: под ней сучил лапками младенец в кульке. Вроде как ничейный даже. Хорошенький, свеженький, с пылу с жару, как пирожок. Не то что мой Артем, дембель – старикашка, с прорезавшимся вслед за зубами собственным мнением. Я даже подумал присвоить себе кулек, но вовремя обнаружил мамашу рядом. Повезло, а то бы заклевала. У нас, у родителей, как в дикой природе: жизнь на одних инстинктах.