Записки русского тенора. Воспоминания, заметки, письма

В записи Архипова лучше, чем в жизни. Всё, что Вы слышите в записи, проходит через мои руки (вернее, уши) — я постоянный член художественного совета по приёму записей, которые производятся Москвой.

Китай мне не надоел. Я сделал своё дело, получил деньги — ну, а если не выйдет что-нибудь, обратно не возьмут. Я давно торгую своими мыслями.

Готовлю Вам бандероль, где будут два китайских сборника, а также составленный мною сборник арий из классических оперетт для тенора и журнал «Клубные вечера», где я популярно излагаю, как надо петь без учителя, в самодеятельности. Написано это так, что должен понять каждый неподготовленный слушатель. А через год Вы получите с десяток нот, где будет моя вступительная статья к каждому произведению, сборники арий, романсов, сербских, узбекских песен и романсов с моими переводами и т. д.

28.9.1961

Было много всего — и гипертония небольшая, и глох на одно ухо, и до сих пор мучает что-то вроде радикулита. Иногда своей согнутой спиной напоминаю столетнего старца. Но «дух бодр». Каждое воскресенье езжу на дачу и физически работаю.

5.11.1961

Говорил ли я Вам о том, как мы ездили летом на машине? Маршрут был таков: Ленинград, Таллин, Рига, Вильнюс, Каунас, Минск, Гомель, Могилёв, Чернигов, Киев, Полтава, Харьков, Курск, Орёл, Тула, Москва. Вели машину трое — по очереди: я, моя старшая дочь Мила и шофёр Володя. Мы не уставали и чувствовали себя хорошо. Но об этом давно успели забыть, и отдых снова нужен.

Сейчас по горло в педагогической работе — совсем почти не бываю в театрах. Пока преподаю в институте и училище, до консерватории пока дело не дошло.

В Риге вышла пластинка — отрывки из оперы «Вертер» — я и Рождественская. В Москве её нет. Может быть, у Вас в Казани будет? Ещё скоро выпустят «Орфея» Гайдна, которого Вы слушали, а я так и не слыхал. Об «Орфее» скажу, что пел я его, как «лебединую песню». Каждая запись такого плана напоминает мне, что… а вдруг это последняя работа в жизни? И это не кокетство, ведь когда-нибудь придётся петь свой последний спектакль. Ни до каких мемуаров руки пока не доходят.

Из болезней моих сейчас осталось только давление — и то я предполагаю, к докторам не хожу. Чувствую себя неровно, иногда ничего, но иногда голова кружится, плохо вижу, постоянно хожу в очках!

«Отелло» с Чабукиани не смотрел — я очень люблю Бондарчука, а к балету холоден. А вот «Алые паруса», на которые меня затащили почти насильно, мне очень понравились. «Демон» в ГАБТе скончался вместе с Филиалом. Концов было много, что в последнем было — не знаю. Ведь сумели же они в «Фаусте» вновь соединить живую Маргариту с Фаустом и вывести их на авансцену под занавес! Демон должен «оставаться с носом» и петь слова «опять один». «Судьбу человека» ещё не смотрел. Не очень тянет.

Оба тома Шаляпина у меня есть, но читаю я воспоминания о Рахманинове в двух томах.

Съезд кончился, газеты Вы читаете, всё Вам ясно. Старика схоронили у кремлёвской стены, холмик простой и подпись с инициалами. В Москве новый район — Первомайский (вместо Сталинского).

17.1.1962

В Большом театре почти не бываю. Когда «устраивал» свою семью на «Не только любовь» Щедрина, столкнулся с Ханом Гиреем [Большаковым]. Встреча была краткая, но он меня удивил внешним видом. Это что-то за 100 кг! Очень-очень много лишнего! Боюсь, что если не похудеет, будет вредно для здоровья. Сама опера вызывает споры: играют в домино, начинают и кончают оперу грозой, пения нет, хотя в тексте есть и прозаизмы, и явные двусмысленности! Двух новых теноров — стажёров Лаптева и Райкова — держат в запевалах. Руководство ссорится (прочтите журнал «Советская музыка» № 12 за 1961 год, где дирижёр Светланов громит «Судьбу человека» и режиссёра Покровского). Почти в каждой газете «Советская культура» громят Большой театра и за «Судьбу человека», и за «Не только любовь».

Саркофаг схоронили в могилке, рядом с Калининым. Времена меняются. Говорят, скоро будем сдавать обратно лауреатские медальки в обмен на другие.

Я теперь ношу две пары очков: +0,75 для улицы и +3,0 для чтения. Без очков плохо.

Ученики надоели — большинство неблагодарные, грубые, наглые. Если бы кто-то из «меценатов» поманил на «спокойную» работу, где бы мог приложить свои знания, сейчас же бросил бы педагогику, оставив 3–4 любимых и честных учеников (сейчас их 17), и с головой отдался бы новому делу. Но… ничего Красного в кармане нет, поэтому мы не в моде.

Каникулы будут с 5 февраля, и я думаю поехать в Дом отдыха, где был в прошлом году. Нужно немножко погулять по воздуху, наглотаться кислорода, проветрить мозги. Правда, надеюсь там вплотную заняться началом своей книги. Материал для начала собрал, осталось 3–4 посещения музея и библиотеки, а затем, как говорят, «с Богом!».

11.2.1962