У нас в зоне был парень по кличке «Пятнашка». Его так прозвали из-за срока, который он получил по приговору за убийство, – пятнадцать лет. Вид у него был, как у замкнутого заучки. Единственное упражнение, которое он выполнял на стадионе и в локалке круглый год, – выпрыгивание из приседа. Причем, зимой он прыгал в ботинках, майке, шапке и штанах, а летом в той же амуниции, но без шапки. Про него говорили, что он прекрасно разбирался в биологии. Тихий был парень.
А сидел он из-за обиды. Над ним постоянно подтрунивал знакомый, и в один прекрасный день Пятнашка не выдержал, пригласил того поиграть в компьютерные игры, и пока мужик наслаждался, вогнал ему отвертку сзади в шею. Отвертка перебила нерв, и у мужика отказали ноги. И вот он ползает по полу, а Пятнашка ходит следом и тыкает в него отверткой. Так он и получил свой срок за "убийство с особой жестокостью".
Некоторых парней в зоне вводил в заблуждение безобидный вид Пятнашки. Они начинали над ним издеваться, он ничего не говорил, а потом так же молча слезал с нар и начинал методично обидчика бить. С ним старались не связываться.
У нас в отряде сидел мужик, спокойный, долговязый, жилистый, улыбчивый. От него исходило ощущение внутреннего покоя, с ним всегда было приятно поговорить. Он много читал литературы по духовному развитию, и к нему как-то неосознанно тянулись. Вот, казалось, человек, которому можно доверить не только деньги, но и ребенка.
Ну и что, что сидит за убийство уже около одиннадцати лет, а дали семнадцать? Ну и что, что бывший милиционер – главное, что человек ОЧЕНЬ хороший, спокойный, положительный.
А потом мне рассказали, что он не только убил своего коллегу из-за какого-то спора, но и расчленил его, расфасовал по трехлитровым банкам и выставил на балкон. Задержали его товарищи из его же отделения совершенно случайно: вышли покурить на балкон на вечеринке, которую он устроил… Насколько я помню, его весь срок ждала и любила жена.
Отношение женщин к зекам иногда трудно поддается пониманию. У меня в отряде сидели двое: парень лет под тридцать и мужик под пятьдесят. Сидели за одинаковые преступления: каждый из них до смерти забил своих вторых половинок за то, что те не следили за языком и позволяли себе говорить в адрес своих кавалеров оскорбительные вещи. Оценивать поступки убийц незачем, и так ясно, что дикие. Но я разговаривал с тем, кто постарше, и он абсолютно не сожалел о том, что сделал: "А чего она за языком не следила?!"
Оба, сидя в зоне, женились на старых знакомых, которые прекрасно знали об их преступлениях. Для меня и тогда, и сейчас остается загадкой, о чем думали эти женщины, выходя за мужчин, которые до смерти забили прошлых пассий за "длинный язык"?
В тюрьме начинаешь понимать, что выражение "поведение как у животного" имеет мало смысла, ведь все преступления совершает человек! Зеки были людьми, а не животными и до того, как совершили преступление, и когда его совершали, и после…
Мы всегда остаемся людьми, что бы мы ни делали. Никто нас не заставляет творить что-либо ужасное. И после, как мы его совершаем, у нас не вырастает ни рогов, ни копыт, ни хвостов. Мы остаемся собой.
В зоне преступления «сидельцев» как бы нивелируются, поскольку грешны все (за исключением тех, кто осужден невинно, а такие там тоже есть). Остаются лишь люди и их характеры.
Но потом, через пару лет, внезапно осознаешь, что у жертвы твоего близкого друга переломаны почти все кости и отбита половина органов. А сам он прыгал на груди потерпевшего, чтобы проломить ему ребра и пробить сердце, а когда увидел, что тот еще дышит, – то взял палку и бил по шее пока не сломал кадык…
А затем, неожиданно для себя, понимаешь, что тебе, в принципе, абсолютно все равно, главное, – что рядом надежный товарищ и хороший человек… И сидит он по абсолютно «здоровой» статье…
Глава XVIII
Кто не без греха
Заключенные не любят милиционеров. Охранники, в свою очередь, тоже плохо относятся к зекам. Но, если администрация не любит своих подопечных по долгу службы и, наверное, с пяти до восьми, не дольше, то для осужденных милиция – классовый враг, здорово портящий жизнь.
По идее, люди охраняющие преступников, должны быть без страха и упрека, чтобы своим примером показывать заключенным путь к исправлению, очищению и развитию в правильном и полезном для общества, направлении. Но дело в том, что милиционеры, работающие в МЛС, тоже люди, причем, зачастую, люди не самых лучших моральных качеств, глядя на которых, зеки не то, что не хотят исправляться, но, наоборот, проникаются тихой ненавистью к системе, столь несправедливо разделившей места в обществе.