Записки заключенного

Обманывать я рад

Мы всегда лгали милиционерам. И чем дольше сидел зек, тем изощреннее и наглее становилась его ложь. Попав в лагерь, я не мог сначала вот так взять и соврать охраннику, из-за чего несколько раз чуть не получил нарушение по абсолютно пустяковым поводам. Но потом исправился, стал лгать и все наладилось.

Жизнь в зоне построена на системе запретов. Милиционеры так и говорят: "Все, что не разрешено, – запрещено!" А разрешено там очень и очень мало! Обычный поход в соседний отряд к знакомому – нарушение. Лежание днем на наре – тоже, хотя на него могут и закрыть глаза. Некоторое время было запрещено даже забирать с собой хлеб из столовой.

Зекам приходилось лавировать между запретами, их периодически отлавливали, и они врали, чтобы избежать наказания. Потому что во всех случаях правдивый ответ мог быть только один: невозможно загнать человека со всеми его потребностями в узкие рамки разрешений, выданных администрацией! Но этот ответ не удовлетворил бы охрану.

Зато милиционеров полностью устраивала ложь, которую придумывали зеки. Поэтому каждый раз перед тем, как что-то сделать или решить вопрос с администрацией, мы разрабатывали целую стратегию лжи. О том же, чтобы говорить правду, не было и речи.

Я помню нескольких ребят, которые, вместо того, чтобы утаить мелкие проступки, честно о них рассказали, и… получили нарушения. На возражения, что они сами рассказали правду, им отвечали, что они молодцы, но ничего поделать нельзя, c'est la vie.

Справедливости ради стоит отметить, что и милиция нам врала, – это был обоюдный процесс. Администрация тоже лгала, чтобы держать зеков в узде и успокаивать их, обещая различные улучшения быта и порядка содержания. Думаю, что никто из нас друг другу не верил…

Один за всех и все на одного

Зона – это конвейер. Преступники проходят через нее сплошным потоком, и индивидуально с ними никто не работает.

Несмотря на то, что в колонии было несколько психологов, к ним никто из заключенных не обращался. Примерно раз в квартал они собирали отряд и проводили один и тот же тест с кучей стандартных вопросов. И все. Я не знаю ни одного случая, чтобы к кому-то из зеков подошел психолог и попробовал вникнуть в его жизнь. Более того, с точки зрения заключенных, это были самые ненужные милиционеры в зоне, поскольку не несли абсолютно никакой полезной нагрузки. Но это было не так!

После освобождения я узнал, что последние три года моего срока психологи проводили в лагере эксперимент. Это не была попытка разобраться в вопросе социализации осужденных после их освобождения. Не пытались психологи и решить проблему с исковерканными представлениями у них о моральных нормах. Нет, они собрали отряд, в котором создали очень тяжелые условия для жизни (окончательно отобрав минимальную свободу у зеков, постоянно придумывая все новые запреты) и наблюдали за поведением заключенных: станут ли те исправляться? Но зеки не исправлялись, они просто старались выжить.

Охранники – живые люди, со своими проблемами, семьями, карьерными передрягами. К зоне они относятся как к работе, не более. И, естественно, как любой человек, пытаются поменьше напрягаться, неся трудовую вахту. Милиционеры разработали много способов экономить энергию на работе. Как пример: за проступок одного наказывать всех. Так, найдя в тушенке, переданной зеку с воли, мобильник, запретили вообще все консервы, кроме купленных в «отоварке» (магазин в колонии).

На «химии» (исправительное учреждение открытого типа), где я сидел после зоны, пошли еще дальше. Там на собрании открыто заявили: "Теперь за «косяки» одного будут страдать все!" Поначалу пытались всю «химию» не выпускать на выходные в город (химикам по заявлению можно выходить на три часа в выходной день). Потом поняли, что это – перегиб и стали наказывать только соседей по комнате. Стоило «залететь» одному, и вся комната не выходила в город. И было абсолютно все равно, насколько исправился заключенный, какие у него заслуги, есть ли у него планы, ждет ли семья, – его не выпускали за чужую провинность. Я слышал, как осужденные милиционерам открыто сказали, что набьют лицо парню, из-за которого вся комната не вышла в город, после его возвращения из ШИЗО (штрафной изолятор)…

Доносительство и исправление

В зоне очень развито доносительство. Главные заводчики стукачей – оперативные работники или, попросту, опера. При помощи сексотов они ухитряются управлять жизнью в лагере, плести интриги, чтобы лишить кого-то из заключенных авторитета, или подсидеть коллег. Стукачи очень облегчают жизнь милиционерам!

Сексотам делают различные поблажки, но, самое главное, их без проблем освобождают досрочно. У меня всегда возникал вопрос: насколько можно считать стукача исправившейся личностью?