Запомните нас такими

Не вышло! Джорджтаун мы все-таки нашли. Речная свежесть после каменной, раскаленной духоты, сказочные уютные домики, увитые плющом. Именно где-то здесь жил кумир нашей юности Василий Аксенов. После прогулки по этой деревеньке и наш беспощадный юный друг подобрел. Но хватит ли ему доброты и терпения (блестящая литературная техника у него есть), хватит ли ему души для того, чтобы его полюбили читатели так же, как любят Кушнера? Ведь сколько ни изобретай новые направления и рифмы — ты никого не обманешь.

НА ТОМ БЕРЕГУ

Потерянная Америка

В Америку я летел, видимо, некстати. Все наши телеканалы твердили одно: «Отношения Америки и России резко испортились». Да — охлаждение явно чувствовалось, и в моей душе — тоже.

Я сидел, откинувшись в кресле, и уже третий час смотрел, как маленький зелененький самолетик на экране телевизора, висящего над проходом, пересекает светящуюся карту мира. Потом я глядел в иллюминатор на облака: неужели сейчас под ними — изображенные на экране фиорды Норвегии, самый край нашего континента? Похоже, да. И вот хвост самолетика на экране оторвался от суши, и мы повисли над океаном. Ура!

Хотя чему радоваться? Рай в Америке нас уже не ждет. Это раньше мы размещали там рай. Помню, пятидесятые годы, огромную, но радостную очередь на первую американскую выставку в Сокольниках... Дождались! Потом, после еще одной очереди, — первый глоток кока-колы из бумажного стаканчика. Вот он, долгожданный вкус свободы и счастья, совершенно незнакомый нам вкус!

Помню первый свой полет в Америку в 1990 году, и тоже — полное счастье, сбывшиеся наконец мечты! Уже умер в Нью-Йорке Сергей Довлатов (какая печаль, мы ведь собирались с ним встретиться!), но эта смерть не казалась никому из нас началом конца — мы верили, что Америка всегда будет нас любить, а мы — Америку. Была первая тучка: слух о том, что на похоронах Довлатова почти не было американцев, даже собственный его литагент где-то подзадержался. Но зато Довлатова печатал журнал «Нью-Йоркер» — самый престижный в Америке, а значит и в мире, литературный журнал! И вот в Америку летел я!

Помню, моего блаженства тогда не смутила даже довольно суровая сцена в аэропорту. Толстая негритянка в полицейской форме (кубометр бешеной энергии) буквально утрамбовала нас, неграждан Америки, в маленькую бетонную нишу и не выпускала, пока через паспортный контроль не прошли настоящие люди — граждане Америки: какая-то еле живая старушка... явно нетрезвый, растрепанный хиппи... Не имеет значения! Они — граждане своей страны, и их всех уважают здесь, независимо от облика! Даже мы, стиснутые в нише, переполнялись гордостью. Вот это страна! Особенно — после России, которая тогда граждан своих любила в последнюю очередь, не пускала в «Березки» и хорошие рестораны, выселяла из гостиниц, если приезжал «интурист». Боже, храни Америку!

Потом пропустили и нас. Ну и жара тут у них, в октябре — настоящая парилка! И от этого — тоже восторг! Тем более — встречающий в шоферской кепке сразу повел меня в прохладный «кадиллак» небывалой длины — голова его маячила у руля далеко впереди. И мы — выехали в Америку. Прыгнули до небес небоскребы, вытянулись мосты. Мы ехали в Коннектикут-колледж, в Новую Англию, по суровой дороге, прорубленной в сплошной скале. Какая мощь! Какие люди тут!

А потом — чистые лужайки, осененный огромными «белыми дубами», изображенными на гербе штата Коннектикут, уютный и простой учебный «кампус». Наутро начались занятия со студентами-русистами, и вдруг — в соседней комнатке, где размещалась кофеварка, скрип быстрых шагов и знакомый картавый, быстрый разговор. Неужели я увижу его, бывшего питерского приятеля, а ныне — небожителя, нобелевского лауреата? Ведь казалось — они уезжают на тот свет (или — мы остаемся на том свете) и увидеться нам больше не суждено. И вдруг — благодаря Америке — мы снова встретились, через двадцать лет! И вот — вошел Бродский, измученный славой и инфарктами, посмотрел весело. «Валера, привет! Ты изменился только в диаметре!»

Боже, храни Америку! Она хороша не только сама по себе — она еще приютила и сберегла наших гениев, помогла им состояться, подняться и по достоинству наградила их! Она нам показала — чего, на самом деле, достойны мы!

Как жаль мне того ощущения счастья — увы, минувшего. Впрочем, и себя мы тогда любили, и даже верили, что и у нас все будет хорошо. У какой страны, у какого народа был когда-нибудь такой всплеск эйфории, как тогда у нас? Так не будем же горевать. Это было прекрасно. Может быть, и Америка тогда светила нам нашим же отраженным светом, как луна, а мы этого не понимали, принимая за источник света — ее? Так, наверное. А теперь Америка светит нам ровно настолько, насколько светимся мы. Все закономерно. Мы сами загубили ее, я имею в виду — нашу Америку.