Запомните нас такими

Покаяние гения встретили овацией. Вот для этого нас и привезли? Не помню, как я оказался на сцене. Думая, что я сейчас буду развивать тему духовного сифилиса, в зале захлопали.

— Нет у нас никакого духовного сифилиса! — сказал я. — И не было никогда. И с душами у нас все в порядке — не хуже, чем у вас.

Прошел перевод — и ропот недоумения.

— Но ведь у вас вакуум в стране, после крушения коммунистической идеологии. Разве не так? — проговорил кто-то из зала с акцентом, видимо, какой-то русист, знаток наших душ.

— Нет у нас никакого вакуума! — сказал я. — И не было! И никакой коммунистической идеологии у нас не было! В душах все в порядке у нас!

Уж заполнять наш «вакуум» языческими заклинаниями, которые мы слышали здесь, точно не стоит! — я подумал это, но не сказал.

— Ну — здорово ты им врезал! — горячо тряс мне руку маленький, лысый — царствие ему небесное — знаменитый актер.

После заседания мы пошли прогуляться, вышли в эту парилку. И к нашему удивлению, оказалось, что в Вашингтоне, столице цивилизованного человечества, кроме скромного Белого дома и величественных памятников государственным деятелям, нечего смотреть. В Вашингтоне оказалось легко заблудиться, потому что он очень простой — все улицы одинаковые... были мы здесь или еще нет? Все дома абсолютно стандартные — такие строили у нас после войны пленные немцы. Улицы не имеют даже названий, а только буквы или номера. Да, тут не разгуляешься!

Вдруг почувствовав ответственность за репутацию Америки — ведь не может же быть, чтоб вся она была такой? — я сказал, что где-то на окраине Вашингтона, говорят, есть сказочный, уютный Джорджтаун, городок интеллигенции, богемы, элиты. Сопровождаемый насмешками — а потом и оскорблениями, — я вел всех за собой, иногда наводя справки у бездомных негров, нахохлившихся на скамейке. Вашингтон не менялся — те же улицы, те же дома.

— Вы что, не понимаете? Он же — абсурдист! Он пишет свой рассказ! — крикнул молодой поэт.

Легко быть скептиком — сразу получаешься умным. Но кто-то должен вести, осыпаемый насмешками. Некоторые, плюнув, уходили — но куда тут можно уйти? Везде — одинаково. И вдруг после полного отчаяния — со мной осталось только двое друзей — мост через извилистую речушку, и запах травы, и маленькие, затейливые домики Джорджтауна — каждый на свой лад. Значит, если верить, все же можно дойти? Дойти до настоящей Америки, а не той, что для дураков?

Впрочем, вдохнув вольный воздух Джорджтауна, мы пошли назад.

Наши в Нью-Йорке: объятия будущего

И вот — третий мой прилет в Америку. Глухо заложенные уши, пропали все звуки, в том числе и шум самолета, только гулко отдаются в голове звуки глотания. В иллюминаторе все еще облака — и вдруг резкий вираж, и прямо за стеклом ужасающий вид: гигантские небоскребы, торчащие почти горизонтально, зато мост и водная рябь встали торчком. Разворот — и пейзаж этот исчезает. Все крупно начинает дрожать и дребезжать, все вцепляются в ручки кресел. Попытка — сделать так, чтобы падающая с неба стальная гора мирно покатилась по бетонной дорожке. Бац! Мы ударяемся, прыгаем... еще раз... и, прыгая, катимся! Ура!

За стеклом мчатся какие-то дикие кочки, поросшие сухой травой... Прилетели в первый город мира? Не похоже пока: вдали пыльные будки, пейзаж какой-то степной.

Встают, открывают верхние багажники, вытряхивают оттуда пальто... Тут жара, говорят. Что ждет нас в великом городе? Как там наши? Первый приезд — радостные встречи, выпивки на кухне до утра, хохот, песни — все как у нас, никто не сломался! Второй раз — больше по телефону: «А ты как?» — «А ты?»... долгие паузы... Найдется ли в этот раз о чем говорить? Приятна ли им такая ревизия? К тебе бы ездили такие ревизоры: «Ну как ты?» — «Отвратительно!»... но ведь этого не скажешь! Приходится бодриться, улыбаться, что делает мучительную жизнь еще мучительней.

Не бойтесь, друзья! Я все понимаю... понимаю по себе. И если вам неохота будет видеться — я отстану, представив на вашем месте себя: ты-то сам чем можешь похвастаться? То-то и оно. А почему-то в Америке все должны преуспевать — и хвастаться, отчитываться перед тобой. Уймись! Исчезни! Приехал по делу — вот и делай его. И отбрось свои нелепые претензии к живущим в Америке, не вешай на них неподъемное, они живут как-то — и уже хорошо. Спрячь свой блокнот с телефонами, не мучь людей.

Петербургская писательница Вика Беломлинская, живущая теперь в Америке, рассказала мне однажды замысел рассказа «Постричь пуделя». Разные люди встречаются раз в год у парикмахерши, постригая своих пуделей, и невольно мучают друг друга, спрашивая и отвечая на вроде бы вежливый вопрос: «Ну как ты?». У кого-то умер муж или сел в тюрьму сын, у кого-то сорвалась важная работа — и тут вот это докладывай! Постепенно привычка эта — задавать вопросы — уходит, и только один бодрячок продолжает всех спрашивать: «Ну как ты?» Не буду ему уподобляться — тем более и сам я далеко не бодр. На себя посмотри! У них, по крайней мере, не стреляли из пушек по парламенту и цены не повышали в тысячу раз, как у нас!