— Это талантливо! — прошептал Фома. — С местным колоритом работает! Как бы воду несет!.. Девушка, простите, что мы вас отрываем! Не дадите ли водицы испить усталым путникам? — своим роскошным голосом, известным всем телезрителям, произнес Фома.
— Отчего же не дать-то? — одурманивающе пропела она и сводящим с ума движением бедер присела и поставила ведра, чуть плеснув на пышную теплую пыль, вода так и лежала на ней бисерными каплями.
Хорохорясь и раздувая грудь, Фома вышел к ней из кабины и заходил петухом.
— Если вы не возражаете, — рокотал он, — я наполню свою верную флягу стар-рого бр-родяги до кр-раев! Каких только «дринков» не побывало в ней — и старый добрый джин, и виски, и кальвадос, но думаю, что более сладостного напитка... — урчал, он, примащиваясь к ней и частично к ведру.
— Скажите, — спросил я ее, — вы не подскажете, как выехать нам на дорогу К-129?
— А зачем вам туда? — игриво поинтересовалась она.
— А и действительно зачем? — строго и даже надменно произнес он, уже будучи духовно гораздо ближе с нею, чем со мной. И это друг. — Мы, кажется, уже приехали? Или я не прав?
— Но все же покажите, если можете, дорогу, — гнул я свое. Мне шибко не нравился амбал, буквально не помещающийся за амбаром и поглядывающий на нас явно неодобрительно. Я указал Фоме взглядом на него.
— Ты что, не понял? Это же сутенэ-э-эр! — прошептал Фома. — Тут все организовано! Вылезай!
— Может, вы все же покажете нам дорогу? — ныл я.
— Прям с ведрами? — игриво проговорила она.
И тут (если это был сутенер, то довольно странный) амбал выскочил из-за амбара с колом и жахнул по-нашему багажнику, фактически вмяв его.
— Ой! — как бы испуганно проговорила красавица и поплыла.
— Уверен, что у него брат-жестянщик починяет кузова! — сказал я, когда мы отъехали на приличное расстояние. — Но как его найти?
— Обойдемся! — сухо проговорил Фома, видно, прикидывая, во что обойдется наш загул.
И вот третья попытка! Последняя, давшаяся нам особенно тяжело, — сколько лжи, унижений, скаредности стоила нам ее подготовка... Из последних сил! Тем более мы не имеем права на ошибку.
— Все! Поехали! — не допив чай (меня слегка подташнивало), твердо произнес я.
— А может, того... слегка поправимся? — предложил вдруг Фома.
Я оцепенел.
— Что ты такое говоришь?! Я ослышался? Как же ты после этого будешь вести машину?
— Куда?
— Ну если ты не помнишь куда — нам лучше расстаться!
— Я помню все... но на машине не поеду!
— Ты посмотри на себя. Ты пожилой огородник! Курточку получше ты не сообразил надеть? Кому нужны пожилые огородники, рассуждающие в минуты близости о мохнатой жужелице, медведке, тле, опустошающей грядки? Ты сообразил? Только машина может нас спасти, придать нам хоть какой более или менее завлекательный статус — в машине нас не видно с головы до ног.
— А ты ее видал?
— Кого?
— Машину.
— Смотря какую.
— Тогда выйдем во двор.
Мы вышли.
— Ну что же... вполне заслуженный «форд».
— Это не наша машина, старик. Вот наша машина! — он указал на облупленный голубой «Москвич» с ржавым багажником наверху, обмотанным грязными веревками.
— ...Это твоя машина?
— Это наша машина, старик! Ты, наверное, уже забыл, что в прошлом году я попросил тебя оформить машину для меня на свое имя. Это наша машина.
— ...Ну и на что же ты на ней рассчитываешь?
— Мы рассчитываем, мой друг!
— Но ты не мог взять другую?
— Н-нет. Я и так с трудом смог убедить мою супругу, что еду за фанерой для починки туалета!
— Можешь поздравить себя — впервые в жизни, пусть невольно, ты сказал чистую правду... Но где же фанера?!
— Наши планы неизменны, старик!
— Представляю, как она будет вставать парусом, когда мы гордо выедем на проспект!
— Фанера никуда не уйдет — это наша крыша, прикрытие. Под ней мы можем что угодно творить!
— Думаю, что никто и никогда за всю историю шпионажа не работал под лучшим прикрытием, чем мы... и столь безуспешно!
— Ну почему ты так жесток?
— Поехали!
— На ней?
— А у нас что, есть другая? Иначе через полчаса ты непременно напьешься, и операция будет провалена.
— Ты прав! — проговорил он прочувствованно. — Садись!
Мы выехали на Невский. Машина шла толчками, словно он толкал ее рукой.
— Все! Хватит лжи, ханжества, лицемерия! — хорохорился он.
— А куда, кстати, ты едешь?
— Это я должен спросить у тебя — ты же занимался теоретической частью!
— Я?
Собрав все имеющиеся в голове сведения, я доложил, что по агентурным данным (впрочем, не проверенным) петербурженки стоят на Суворовском, Старый Невский же оккупирован приезжими из Киришей, Лодейного Поля.
— С некоторых пор я не доверяю селянкам. На Суворовский! — решил он.
На Суворовском, накаленном солнцем, текла мирная обывательская жизнь: плелись старушки с кошелками, и лишь всего несколько человек уже успели напиться.
— Как всегда, дезинформация! — кипел Фома.
— Вам, журналистам, виднее!
— Прошу не тыкать носом в грязь! Я не мальчишка!