Запоздалое признание

Мне приснилось, что гинет цветов худосочье,Что пресытился сад листвяного житьяИ что смерть и его раздирает на клочья,И тебя раздирает, вещунья моя.И роняет житье золотую одежку,Выцветает погост, и осунулся гроб;Исчезает и лес, где я вытоптал стежкуПобедительной явью заблудшихся стоп.И бессмысленный труд не бурлит в околотке,Не безбытится смех, не горюет печаль;Ни к чему облака – ясных зорь подзолотки,Облака – божества – и бессмертье – и даль.Только я еще длюсь – на развалинах рая,

Где темнот кудлобровых мне щерится дщерь, —Ввечеру мою дверь поплотней запирая —Ибо надо на свете укрыться за дверь.Только длится сверчок, тарахтящий в запечье,Ангел вьюжит крылами белесую ночь…Для сверчка и для ангела длю свою речь я,Потому что невмочь мне – на свете невмочь.

Горе

Когда-то казалось, что в мире широкомИду неприступный, не связанный роком.Казалось, на зависть хмарному миражу,Я сам себя грежу – я сам себя лажу.Казалось – тайком, избежав узнаванья,Во злых сновиденьях – копится призванье.

Казалось, меня еще морок не скороУзнает в цветах, водворит среди бора…Я понял – во зло надо вслушаться: зло ведьТруднее усахарить, чем обескровить.Мне тьма ворожила, запомнил ту тень я…И прежде удара – не стало спасенья.А просить о подмоге душа хотела —Так сперва была рана, а после – тело…И ни мига не втиснется в этом прозоре,Чтобы я уже был и чтоб не было – горе.

Ночь

Эта ночь – небывалая! Ночь примерещий…Из далеких загробий приходит сюда.

И не важно, как плачут усопшие вещи:Не на всякую смерть есть бессмертья узда…Все знакомо за гробом! В кормушке знакомойДля слетевшихся духов – безбытья плева!И на все, что случится, глядишь ты с оскомой,Как на лето и зиму глядят дерева!И спустился Снитрупок по нитке паучьей,Зазирает в окно: мол, кому тут милы?А на Месяце где-то, далеко за тучей,Люди сбросили бога с Тарпейской скалы.

В час воскрешенья

В час воскрешенья Божья мощь          Спешит событьям на подмогу.Не все свершится в эту нощь,

          Как свыше примечталось Богу.Бывают горла, чей призыв          Невозвратимо смолк в могиле,И кровь, которую пролив,          От века дважды не пролили.Труха, какой постыла боль          И ужаса, и сокрушенья!И кость, заносчивая столь,          Что не захочет – воскрешенья!Что толку, если трубный глас          Нас от минувшего отколет?Есть смех, звеневший – только раз,          И плач, который – не позволит!

Одиночество