— Нет, конечно, — без интонации ответила Марисса. Она все время улыбалась — будь то широкая улыбка или чуть заметный намек на нее. Я смотрела на девушку и невольно задумывалась, не болит у нее по вечерам лицо? — Этот пропуск дает тебе право приходить в Университет в любое время суток. Когда пожелаешь, Эшли.
— Ну, надо же. Ты запомнила мое имя, — проговорила я задумчиво и тихо. Марисса не расслышала и вопросительно нахмурилась. Просияв, я помотала головой, рассыпав по плечам волосы. — Мысли вслух. Не обращай внимания.
Мы стояли и обменивались любезностями — еще немного, и у меня случилась бы передозировка лицемерием. Я не испытывала неприязни к Мариссе, но меня по какой-то причине задевала ее безупречность и элегантность. Большинство женщин учатся этому, следят за модой и стараются выглядеть на все сто, прикладывая усилия, как физические, так и финансовые. Мариссе же привлекательность досталась от природы. Это как быть футболистом по призванию, иметь дар в кулинарии или писать стихи, едва научившись говорить. Кто-то родился, чтобы разгадывать таинства мира магии, видеть то, что никогда не увидят другие, а кто-то появился на свет, чтобы быть принцессой. Она рассматривала меня — окинула ненавязчивым, но придирчивым взглядом с ног до головы. Задержав его на лице, едва заметно прищурилась. В ее глазах читалось чисто женское любопытство. Облизав сверкающие помадой губы, Марисса изогнула их в вежливой улыбке. Я ощущала в ней некую ревностность, недовольство моим появлением. Не только в Университете, но и в окружении Стэнли. Видела во мне соперницу? Я не претендовала на внимание Главного Фамильяра, он сам меня выбрал для важной миссии.
Нарушить странную паузу пришлось мне:
— Не подскажешь, где теперь хранятся записи Линетт? Я не была здесь со дня ее похорон, и многое могло измениться….
Улыбка с лица Мариссы испарилась, на нем застыло вежливо-деловое выражение:
— Все дневники и рукописи переехали в архив, а личные вещи остались в ее кабинете. Мы не посмели трогать и перемещать память о ней.
— Отлично! Тогда я пойду, с твоего позволения? Не терпится взяться за дело.
— Безусловно, — растерянно проговорила Марисса. В ее глазах промелькнул вопрос, но слова сорвались с языка быстрее, чем она успела их обдумать: — а чем ты занимаешься, Эшли?
— Разгадываю некоторые несостыковки и заполняю пробелы в биографии Линетт. Я проработала с ней бок обок много лет, но, оказывается, непростительно мало знаю о ее судьбе. И совсем некстати так сложились обстоятельства, что нам необходимо все выяснить как можно быстрее.
— А, понятно, — коротко сказала девушка и моргнула, из чего я сделала вывод, что ничего ей не понятно. Замечательно. Я и не собиралась посвящать мисс Лучезарность в свои дела.
— Тогда я пойду? — совершено искренне просияла я.
Марисса неуверенно кивнула. Развернувшись на каблуках, я пошагала по переходу, чувствуя между лопатками зуд от пристального взгляда.
Ворох бумаг, кипа картонных папок и стопки старинных книг лежали посреди просторной комнаты прямо на полу, устеленном старым, рукодельным ковром. Справа стоял старинный диван с резной спинкой и два кресла, обитых розовым шелком, хрустальный кофейный столик на деревянных ножках, высокий книжный шкаф, упирающийся в потолок. Слева — рабочий стол из цельного дерева, массивный стул с высокой спинкой, стеклянная витрина с особо ценными книгами в кожаных переплетах. На окнах колыхались парчовые шторы грязно-желтого цвета. Картины на стенах и канделябры из бронзы — ничего не изменилось, если не считать отсутствие живого духа Линетт. В комнате еще пахло ее духами, но ощущение пустоты напоминало о том, что это всего лишь воспоминание, ее остывающий след. Вскоре он померкнет, и в воздухе навсегда повиснет запах пыли и безжизненной комнаты.
Закрыв за собой дверь, я прошлась по кабинету и остановилась перед ворохом бумаг. Опустившись на колени, провела ладонью над стопой папок, но ничего не почувствовала. Тогда, осторожно потянув за краешек желтого от старости листа, вытащила из стопы рукописную статью Линетт. Ничего примечательного, ведь меня не интересовали ее научные труды — я искала частички воспоминаний, предметы, с которыми могли нахлынуть видения. Первая неудача придала смелости, и я разворошила кипу исписанного пергамента, перебрала каждую страницу, коснулась цветных картонных папок и заглянула вовнутрь, но ничего не почувствовала. На самом деле, видения из жизни Линетт не вызывали у меня бурного восторга, а напротив, высасывали силы. Истощали, будто они питались моей жизненной энергией.
С минуту я просидела на коленях с опущенными руками. Смотрела на гору макулатуры, не принесшей никакой пользы. Похоже, работа не имела отношения к переживаниям Линетт, но еще рано унывать. Пересмотрю бегло все книги, облазаю полки, загляну в ящики стола, даже если поиски не дадут результатов. С каждой новой личной вещью Линетт я приближалась к разгадке, и вскоре должна была обязательно натолкнуться на предмет, запавший ей в душу, по той или иной причине.