— Она практически обескровлена, Эшли, — неожиданно жестко произнес Лукас и склонил голову набок. — В доме же нет следов борьбы и крови. Ее убили где-то здесь.
Я хотела признаться, что видела, но прикусила язык. Еще оставалось тепло и нежность в глазах Лукаса, но снова проснулся его внутренний коп. Если в Лукасе теперь было больше от Брейнта, то он нацепит на меня наручники и отвезет в участок. Пусть лучше думает, что я болталась вокруг дома и не успела пролезть вовнутрь. Видимо, что-то все же отразилось у меня на лице, потому что он прищурился и криво ухмыльнулся. Неприятное ощущение перечеркнуло все мои чувства к нему, в груди разлилась колючая злость, вспыхнуло разочарование, несмотря на горечь во всех его мановениях и голосе.
— Ты видела, — с твердой уверенностью произнес он. — Я хорошо тебя знаю, Эшли. И вижу, когда ты лжешь.
— Видишь? — почти удивилась я и недоверчиво прищурилась. По лбу стекала вода, но она меня не тревожила. Все внимание занимал Лукас и его неуловимые мысли. Из-под личины хорошего парня нахально выглядывал стальной коп и двойник Брейнта с расистскими замашками.
— Твое лицо замирает, когда ты о чем-то умалчиваешь или увиливаешь. Ты не умеешь врать, Эшли.
— Да, я видела, — призналась я голосом, лишенным эмоций. Я больше не хотела верить ему и строить из себя бывшую подружку, страдающую от чувства вины. За Лукаса говорили уязвленное самолюбие и личная обида. Что ж, это его проблемы. С моего лица ушли эмоции, сердце забилось ровнее, спокойнее. Ему не задеть меня, больше нет. — Но тебе не дано видеть то, что вижу я, Лукас. И я считаю, что она сама себя поранила.
— Что за вздор?! — он рассмеялся и едва не опустил пистолет. — Зачем ей это?
— Пока не знаю. Возможно, из-за слабости или опьянения, бежала по высокой мокрой траве и порезала руки. А как ты узнал, где искать тело Адрианы Хиггинз, Лукас?
— Ты пролезла в дом, — его смех разбился, глаза вспыхнули гневом, — и сработала сигнализация. Адриана установила охранную систему людей — она не доверяла магической защите.
— А ты приехал на вызов, потому что ведешь это дело, — догадалась я и кивнула. — А где твой напарник?
— Осматривает дом. Полагаю, ты позаботилась об отпечатках?
Мы одновременно взглянули на мои руки в кожаных перчатках.
— Кажется, Брейнта ждет разочарование.
— По всей видимости, — протянул Лукас и поднял пистолет, направил вновь мне в лицо. — Но я его не разочарую.
— Ты стал его маленькой копией, — отметила я и шагнула вперед, так, чтобы дуло уперлось мне в лоб. В его взгляде промелькнул страх, но лицо осталось неподвижным, непроницаемым. Я смотрела ему в глаза, а когда он действительно напрягся, ласково улыбнулась, как улыбалась раньше, когда была с ним. — Вот только нужно ли тебе становиться уродом, Лукас?
Руки Лукаса дрожали — он слишком долго держал пушку на весу, но теперь ему вовсе стало тяжело удержать его. Мои слова или улыбка подействовали — неважно, главное, что я достучалась до его сердца. Выражение лица заметно смягчилось, на нем отразилась замешательство. Снова я чувствовала его боль — в глазах, движениях, в том, как он разглядывал меня и поджимал губы. Опустив оружие и направив его в землю, он склонил голову, прикрыв веки, и шумно выдохнул.
— Я так не могу, — прошептал он и качнул головой. Захотелось протянуть руку и прикоснуться к его волосам, запустить в них пальцы, как раньше, дотронуться до лица или провести ладонью по щеке. Он запутался и этим тронул мою душу, вновь разбудил забытое и почти не существовавшее. И моя рука поднялась, Лукас ощутил и, открыв глаза, посмотрел на меня. Столько печали и сожаления было в его взгляде, что я чуть в них не утонула. Где-то глубоко совесть уже грызла меня, но Лукас не должен был знать об этом. Снова я поверила ему, забыла на мгновение, что этого делать нельзя.
Он собирался что-то сказать. Вероятно, о том, как сожалеет и ему даже стыдно, но из травы бесшумно вышел Бен. Он замер рядом со мной, от него веяло холодом, да так, что воздух шел рябью. Я слегка повернула голову, чтобы посмотреть — каменное выражение лица, пустой взгляд, под которым бушевала тщательно сдерживаемая ярость. Руки Лукаса напряглись — он задумался. Я увидела в его глазах желание навести пистолет на Бена, но он не решился. Посчитал, что в меня выгоднее целиться — и снова я смотрела в черное дуло табельного револьвера. Это уже начинало надоедать.