Заражение. Том 1 [СИ]

— Так вот оно в чем дело! — улыбнулся Базелевич. — Вы получили по шапке и вам пригрозили неприятностями в институте? Так, Ефимова?

Она молчала, тяжело дыша, будто только что поднялась с первого на пятый этаж.

— Это, конечно, суровое прегрешение, особенно для третьекурсника… но… — он посмотрел на часы — большие, серебряные, они тикали на его волосатой руке как кремлевские куранты. — Но я бы не стал сгущать краски. Даже если мне придет докладная от Сапрыкина, я не буду ставить вас в угол. В конце концов… — он шумно втянул ноздрями воздух: — Вы отлично провели вчера время и имеете на то полное право, особенно учитывая ваше личное стремление учиться, Ефимова. Да-да, не смотрите на меня так, я все вижу и замечаю. Хотя, по мне не скажешь, да?

Вика открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на отмель, силясь что-то сказать, но в горле так сильно першило, что вместо слов вырывалось сдавленное кряхтенье.

— Вижу, вижу, что оказался прав, но ничего страшного не случилось. Передавайте Чернышеву, чтобы поскорее выздоравливал. Мы очень ждем ваш доклад.

— Нет, — наконец выдавила из себя Вика.

Он удивленно вскинул брови. Губы смешно сложились бантиком.

— Нет? Что значить — нет? Не передадите?

— Вы оказались не правы. Насчет того, что произошло. — И не давая ему опомниться, продолжила: — Дело в том, что… она… она разговаривает. Не знаю, как, не знаю, зачем и вообще это звучит очень глупо, я понимаю, что вы сейчас можете поставить мне неуд по специальности и выгнать из института, но… она каким-то образом разговаривает. Она подсказала Денису, где находятся таблетки от головной боли, и мы действительно нашли их в шкафу на третьей полке. Денис слышал, он мне об этом сказал, но я не поверила. А потом, когда мы уже уходили, я вдруг услышала… она сказала мне, что я тоже заболела. Как-будто в голове прозвучал внутренний голос. Только это был не мой голос

, понимаете?

Она выпалила ему все это на одном дыхании и теперь стояла, совершенно опустошенная. Будь что будет — выгонит так выгонит. Жить с этим невозможно. Если бы это была шутка, розыгрыш, прикол, она бы и сама, возможно, посмеялась.

Но тут и не пахло шуткой. Человек в вегетативном состоянии не может, не состоянии проделывать такие вещи, будь он даже сыном или дочерью Гарри Гудини или Льва Мессинга. Это противоречит науке, идет вразрез со всеми теориями, в конце концов, даже здравый смысл говорит — нет, это невозможно. Но это было.

Базелевич посмотрел на нее взглядом, от которого ей тут же захотелось провалиться сквозь землю.

— Признаться, Ефимова, сколько лет живу, сколько преподаю, а вечно наступаю на одни и те же грабли: стоит отнестись к студенту помягче, и он тут же начинает вытворять такие пируэты, что диву даешься. Давайте сделаем вид, то вы ничего не говорили, а я ничего не слышал. Идет? И я вас настоятельно прошу: не тяните с докладом. И хорошенько отдохните.

Вика обреченно кивнула. Внутри нее все оборвалось. Позор, который она испытала по своему испепеляющему действию был сравним разве что с ядерным взрывом — внутри нее все дрожало от страха, обиды и разочарования.

Нужно было слушать Дениса, язвительно процедил ее настоящий внутренний голос. Тоже мне, следователь по особо важным делам. Выбрала себе подмогу, уж кто-кто, но не Базелевич, разве не ясно было это с самого начала?

— Хорошо, Юрий Михайлович. Извините.

— Постарайтесь впредь не допускать мракобесия в моем присутствии. Вы мне еще гомеопатию или чревовещание тут начните вспоминать, я тогда пойду выкину свой диплом, а заодно и докторскую на свалку.

— Да, Юрий Михайлович.

В голове у нее крутилась только одна мысль — теперь ты ему ничего автоматом в этой жизни не сдашь. И не надейся. Такую чушь он запомнит на всю оставшуюся жизнь, еще и внукам будет рассказывать, и первокурсникам, разумеется, — в порядке, так сказать, тыканья котят в собственное дерьмо. Как рассказывал им на первом курсе, про студента, который в морге вставлял свежим трупам электроды в мозг, усиливал сигнал и подключал провода к своей голове, — он хотел услышать, о чем думает душа после смерти, если вдруг ей взбредет вернуться в свою оболочку.

Студента застукали, лежащим возле трупа с магнитофонным усилителем, тихо выгнали из института, и сейчас он, кто бы мог подумать — известный российский экстрасенс, снимающийся в шоу на Первом канале. Все бы ничего, если бы тот странный парень не был в свое время любимчиком Базелевича, которому тот, в ущерб другим уделял все свое время и явно благоволил. Теперь каждый вечер, включая телевизор, профессор смотрел в кривое зеркало собственного тщеславия, исказившее до неузнаваемости все его идеи и принципы.

Впрочем, ни одной передачи бывшего любимчика он не пропускал.

Глава 23

Чернь. Чернота. Ночь. Жуткая головная боль, раскалывающая черепную коробку изнутри. И тишина. Где бы он не находился, сейчас он был не там, где обычно просыпается по ночам.