Заря Айваза. Путь к осознанности

В тот момент я осознал одну странную вещь — как мы сильно связаны с другими человеческими существами. До этого мое просветление с Кали в Санта-Барбаре было самым ценным моим переживанием. Но когда Орион произнес эти два слова: «Ну… Я…» — его ощущение просветления я ощутил с неимоверно большей силой, чем свое собственное. Когда я сравнивал эти два переживания, его чувства оказались более ценными для меня. Словно в тот момент я сам сомневался в себе, и вдруг, разрушив все преграды, лучшая моя часть переполнилась Светом — и преклонялась перед стулом Мастера, осветленного истиной.

Просветление Ориона потревожило и остальных. Его партнер, толстая девушка с густыми черными волосами и со странным именем Милада, уставилась на него с широко открытыми черными глазами, которые стали светиться, словно она следила за каждым его словом. Орион громко говорил о своем переживании, так что его голос резонировал во всей комнате, и участники, вытягивая свои шеи, чтобы лучше его слышать, искоса поглядывали в его сторону. По установленным Йогендрой правилам я должен был сделать им предупреждение, чтобы те продолжали медитировать над своим коаном, однако позволить им проникнуться эмоциями и влиянием Ориона было куда лучше. Было видно, как сильно действовал аромат Истины. Их заботы, боли в теле и голове, тошнота, чувства безнадежности, капитуляции и отчаяния — все исчезло в один миг, а само желание пережить Истину несомненно возросло невероятно.

Мое внимание все сильнее и сильнее приковывалось к внешнему виду Милады. Наклонившись вперед, она пристально уставилась на Ориона, впитывая

все то, что исходило от него. Ее нижняя челюсть была расслаблена, а лицо — покрыто краснотой, которая доходила до самой шеи. Она смотрела так, будто онемела от чуда. Когда гонг известил о перемене ролей, она закрыла глаза и, очарованная, сфокусировалась на себе. От такого глубокого погружения исходила сильная энергия. Я пытался уделить внимание и остальным участникам, но никак не мог отвести глаз от ее лица и груди, которая то быстро поднималась, то опускалась. Ноздри ее широкого носа раскрылись, и она начала дышать с присвистом. Затем она закрыла лицо руками, ее плечи затряслись, и тело начало издавать пронизывающий вопль, который становился все выше и выше и прерывался лишь короткими стонами. Перепуганные участники тренинга смотрели на меня, ожидая каких-нибудь действий. Лишь Орион сиял от счастья, его ощущение усиливалось и умножалось. Вопли Милады внезапно умолкли. Она затихла на какое-то время, ее руки все еще держались за голову, которая склонилась над коленями, и, когда она подняла ее, мы стали свидетелями превращения жирного червяка в прекрасную, обворожительную бабочку. В ее сияющих глазах уже не было видно того толстого тела, коротких маленьких колоннообразных ножек и черных, кудрявых, как мех, волос. От нее исходила красота, которая затмевала все ее физические недостатки, как от цветка лотоса, что заставляет смотрящего не обращать внимания на ту грязь, из которой он растет.

Она сказал, всхлипывая: «Я впервые в жизни счастлива… что жива».

По комнате пронеслось облегчение, породив новую надежду на возможность переживания Истины здесь и сейчас. Люди стали похожи на стаю охотничьих собак, гонящихся за кроликом. От предыдущего замешательства, сомнения и неуверенности не осталось и следа. Перед ними раскинулась ИСТИНА, как золотая, загорающая под лучами солнца гора, решение всех их страданий, страхов и унижений, лекарство от всех болезней этого непривлекательного мира.

Мне нужно было перевести свое внимание с Милады, так как в мою сторону направлялся Михайло Пантик, которого называли Миком. Он был математиком и специалистом по компьютерам, именно так он и выглядел. Яйцеобразная голова, очки в толстой оправе, за которыми сжимались его маленькие глаза, высокий лоб и мозг, поглощающий информацию, как губка. И сейчас эта губка быстро вибрировала, пытаясь подыскать причину для явной несправедливости, где двое, писатель, живущий в фантазиях, и толстая Милада пересекли финишную черту, в то время как он оказался позади в группе неудачников. Духовная зависть, как кислота, проедала поверхность его небритого лица. На уголках губ его потного тела виднелись следы от высохшей слюны, которая превратилась в пену, его глаза, уменьшенные под толстыми очками, придавали ему черты насекомого, не способного найти выход из ловушки, в которую оно попало.

— Я хочу кое-что прояснить, — сказал он с ноткой отчаяния. — Возможно ли проверить… то есть… узнать наверняка, стал ли человек просветленным или нет?

— Не волнуйся по этому поводу, Мик. Здесь нет никаких определенных уравнений, это не математика. Нужно использовать то состояние, в котором ты находишься. Обрати вопрос на себя. Кто хочет знать, возможно ли быть уверенным в оценке? Кто сейчас безнадежен? Кто смотрит на меня?

— Но больше я не могу работать, пока не узнаю, во что я ввязываюсь!