– Доверяй после этого людям. Надо было оформить привод, а не полагаться на его честное слово…
В двенадцать должен прийти Пётр Петрович Ермилов – отец Веры и один из возможных подозреваемых по делу подполковника Сперанского. Роман раздражённо стукнул ладонью по крышке письменного стола и порывисто встал, желая достать из кожаной папки-портфеля ланч бокс, в который жена упаковала пару бутербродов на случай, если у Романа будет срочный вызов и не удастся нигде пообедать. Остановил его звук открывающейся двери, в её проёме появилась фигура человека в военной шинели без погон. В одной руке он держал серую каракулевую шапку и половинку листа тетрадной бумаги, а в другой – светлого дерева бадик:
– Разрешите? – спросил он густым певучим голосом. – Пётр Петрович Ермилов…
– Проходите, пожалуйста, – обрадовался Роман. – Я, признаться, подумал…
И Васенко многозначительно посмотрел на часы, показывающие двенадцать часов три минуты
– Они у вас… – Ермилов заглянул в половинку листа бумаги. – Роман Валерьевич, так? Спешат ровно на четыре минуты. Сейчас одиннадцать часов пятьдесят девять минут. Можете поверить, со временем я в ладу… Разрешите войти?
– Входите обязательно. Я вас жду… Повесьте свою шинель на вешалку и присаживайтесь. На улице холодрыга? Кофе хотите?
– Нет, спасибо, – пропел Пётр Петрович, – предпочитаю чай…
– Так можно и чай, – Роман открыл коробку и вытянул чайный пакетик. Пётр Петрович ему сразу отчего-то понравился: понравилось, как Ермилов аккуратно повесил шинель, как деловито сел у стола на стул, причём развернул его так, чтобы смотреть следователю в лицо, а не как обычно, садятся посетители, боком, чтобы если что, отвернуться, скрыть эмоции. Ермилов сел и сразу вскинул ладонь, останавливая Романа:
– Не суетитесь, не надо. Я дома начаёвничался… Давайте приступим к допросу.
Роман сел на рабочее место заметил:
– У нас пока не допрос, я пригласил вас для беседы…
– Беседовать, как понимаю, будем о Леониде Михайловиче Сперанском, так?
– И не только о нём, – уточнил Роман.
– Очертите круг вопросов, Роман Валерьевич, чтобы я мог сориентироваться…
– А вот ориентироваться не надо, Пётр Петрович, давайте по порядку, начнём со студенческих лет. Расскажите о ваших взаимоотношениях со Стефанией Петровной, с Леонидом Михайловичем и затем с Верой…
– И сколько же у нас есть на это времени? – усмехнулся Ермилов, – вы же просите меня всю мою жизнь рассказать…
– А вы не торопитесь: не хватит сегодня, продолжим завтра…
– Давайте все же сегодня. Я попробую короче, а вы уточняйте моменты, которые заинтересуют… хорошо?
– Не возражаете, если я запишу на диктофон? В этом деле мы работаем вдвоём со старшим следователем Михаилом Юрьевичем Исайчевым, чтобы ему не пересказывать, я просто дам послушать нашу беседу…
– Хорошо. Начнём с того, что я учился вместе со Сперанским на одном курсе и даже в одной группе. Мы друзьями не были. Больше дружили с Егором Елистратовым. Леонид всегда держался особняком. Он заносчивым был, хотя, если честно, было с чего: красив, умён, сообразителен, даже талантлив, спортсмен, атлетически сложен, аккуратен, совершенно не жаден …ну и все остальное тоже в превосходных степенях…
– Что же остальное? – уточнил Роман. – Вроде ничего больше не остаётся…
– Я перечислил его положительные, в моём понимании, качества… – болезненно поморщился Ермилов.
– Эх, Пётр Петрович, вы находитесь в таком ведомстве, в котором интересны как раз отрицательные качества человека…
– Понял вас… Тогда дайте секунду подумать, дабы точнее сформулировать, чтобы не переборщить, – Ермилов опустил голову и прикрыл глаза.
Пока Пётр Петрович думал, Роман рассматривал собеседника. Ермилов действительно был похож на Веру: среднего роста, полноват, с приятным мягким лицом, небольшими глазами у широкой переносицы и густой, совершенно седой шевелюрой вьющихся волос. Только в отличие от Веры на лице Ермилова имелись усы, они, вероятно, являлись гордостью хозяина, так как были строго очерчены, идеально подстрижены и причёсаны.
– Я готов, – вскинул голову Пётр Петрович. – Сперанский был влюбчив, но до поры до времени никого не любил. Девчонок менял безжалостно, одна из них пыталась повеситься из-за него. Леонид пропустил сей факт мимо себя, даже не навестил девчонку в больнице, хотя её мать умоляла его. Леонид тогда сказал: «это лишнее, пусть привыкает жить без меня». Сперанский многим нашим ребятам дорогу перебежал. Приведёт молодой курсантик, обычно курсом ниже, свою девчонку в училище на танцы, а уйдёт один. Потом его краля под воротами училища ещё месяца два отирается – Лёнечку высматривает, а он куда там! Уже о ней забыл.
– И что? Из ваших ребят никто не решался ему ракушку начистить? – не сдержался Роман.
– С ним в одиночку не справиться было – чемпион! Групповую тёмную устроить? Понятие чести в нас крепко сидело… стыдно всем на одного… – виновато улыбнулся Ермилов и выжидающе посмотрел на Романа.
– Продолжайте, Пётр Петрович, продолжайте…
– Но потом Лёнчик полюбил, извините, Леонид Михайлович Сперанский…