– Точно так! Но через три дня документы нашлись в другой секретной папке, которую я тоже брал двумя часами ранее. Списали всё на забывчивость работника секретного отдела, якобы он неправильно поставил время сдачи документа. Офицеру выговор, а мне объяснили, что разгильдяев в части терпеть не будут и намекнули, мол, пожалели и считай легко отделался… Правда, «секретчик» в глаза мне так до самого отъезда и не посмотрел…
– Так вы по собственному желанию ушли, или, как говорите, с жёлтым билетом?
– Меня, по настойчивой просьбе командира полка, комиссовали по состоянию здоровья. А Сперанский как мой непосредственный начальник такую характеристику написал, что на гражданке только в истопники, больше никуда…
– Понятно. Теперь о Вере. Как вы узнали, что она ваша дочь?
– Я вернулся в родной город. Квартиру не дали. Родные по разным городам разбежались. Жилья нет. Я по гостиницам помыкался, деньги кончились, зашёл в магазин попробовать устроиться дворником ли, сторожем ли, ну кем угодно. Там, увидел Милу, сестру Леонида. Она обрадовалась. Выслушала и приняла на постой в свою квартиру. Я у неё месяца три кантовался, пока она не устроила меня истопником, или, как сейчас говорят, оператором по эксплуатации печей с твёрдым и газообразным топливом, то бишь в котельную, обслуживающую сразу три организации: ясли, детсад и школу. Мне там комнату дали, очень хорошую, большую. Мы с Милой и после моего ухода от них из виду не терялись, перезванивались. Она чУдным человечком была, всё радовалась, говорила: «Какой, Петя, у нас сейчас хороший возраст. Дурь ещё вся не улетучилась. Прячется в уголках, иногда выглядывает, а маразм уже родился, но ещё не окреп. И непонятно – он ли безобразник над нами куражится или это дурь последнюю песню поёт». При этом Мила всегда смеялась, как колокольчик. Она мне сказала о том, что Стефа дочку родила. Лёнчик страшно рад – теперь у него полный комплект и дочка и сын. Много лет прошло, пока увидел Верочку. Она в нашу школу пришла учиться. Взглянул и ахнул. Долго мучился, хотел Стефе позвонить, но не решился. Как-то прокрался в школьный гардероб и стащил несколько волосков из капюшона Верушки, сделал анализ ДНК. Он показал девочка – моя дочь. Радость-то какая, Роман Валерьевич… Потом ещё много лет не знал, как с дочерью объясниться. А когда она в Дивноморск уехала, понял – пора. Полетел за ней следом. И не опоздал! Может, первый раз в жизни так повезло – дочь меня признала и приняла. Собираюсь теперь в Дивноморск насовсем, дочка зовёт…
– Косточки лечить хотите на морях, Пётр Петрович? Вы, почему с бадиком?
– Ах, это! – Ермилов легонько вскинул бадик. – Это наказание за нетерпение. Я, когда Вера из Дивноморска в очередной раз к матери приехала, подождал её три дня и не выдержал, позвонил. Трубку взял Сперанский. Голос я, конечно, изменил, спросил Веру. Он ответил, что дочь болеет, у неё температура. На следующий день после работы на меня автомобиль наехал, покалечил малость – выломал тазобедренную кость. Теперь вместо сустава железный шарнир стоит. Так что я в некотором роде терминатор.
– Злоумышленника нашли? – спросил Роман
– Я не обращался в милицию…
– Почему? – удивился Роман. – Злоумышленника надо было найти и наказать. Он бы вам лечение оплатил.
– Его не надо искать, – усмехнулся Пётр Петрович, – я его хорошо видел. Да он и не прятался. Это был Лёнчик.
– Вот тебе раз! – вскинулся Роман. – Что же вы ему всё прощали?
– Ему, Роман Валерьевич, в тот день, много-много лет назад, было больнее, чем мне. Так что мы квиты. А по поводу всепрощения я понял: раз я здесь по причине гибели Сперанского, значит, кто-то ему не простил… Ведь так?
– Так, Пётр Петрович, посему к вам последний вопрос…
– Где я был в ночь убийства?
– Верно?
– Вера говорила, что всё это произошло где-то ближе к двадцати четырём часам, верно?
– Верно.
– У меня и Веры есть алиби. В тот вечер в котельной неприятности были, я вызывал аварийку. Машина с аварийщиками стояла с двадцати двух часов почти до двадцати четырёх и Вера в это время тоже была у меня. Так что вам есть у кого спросить. Вот телефоны сотрудников аварийной службы, они подтвердят. – И Ермилов положил на стол Романа половинку тетрадного листа.
– Почему Вера Сперанская мне не сказала про аварийку?
– Когда она прибежала зарёванная, тогда и машина приехала. Слесарь с ней в дверях столкнулся. Я Веру в подсобку увёл, там она и заснула. Слесари уехали, а она ещё не проснулась…
– В подсобке окна есть?
– Нет, Роман Валерьевич, – усмехнулся Ермилов. – В подсобке окон нет. Да и не стал бы я убивать Лёнчика, и Веру остановил бы. Он как-то сказал: «я тебя убивать не буду! Но помнить меня ты будешь всю оставшуюся жизнь… А жизнь у тебя, Пётр, будет длинной и ничтожной». Я ему эти слова назад вернул. И про жизнь его тоже. У меня Вера есть, она меня любит, а у него кто? Кто его любил? Кстати, Вера документы подала на смену фамилии, она теперь Ермиловой будет…
Глава 13