Вспоминаю, как мы засиживались допоздна в консультации, принося из «Праги» какую-нибудь еду и вскипятив чай. А бывало, что Софья Васильевна приглашала нас, молодых, к себе домой, на улицу Воровского, где мы тоже пили чай и говорили о литературе, искусстве, жизни. Мне кажется, что ее любимым художником был Модильяни, а может быть, это было увлечение того периода… А любимых поэтов у нее было множество: Ахматова, Цветаева, Гумилев и много-много других столь же известных и вовсе неизвестных. Вот тогда-то Софья Васильевна помогла мне достать машинописный четырехтомничек Гумилева, который я храню и сейчас. <…>
Вспоминаю, как Софья Васильевна принесла мне молитву пожилого человека. Вроде бы она принадлежала перу кого-то из англичан… Только сейчас я смогла оценить мудрость этой молитвы. Суть ее такова: «Не кичись своей мудростью, не поучай и да не будешь ты нудным».
Нельзя не вспомнить семью Софьи Васильевны: ее дочь, племянницу, сестру, внуков, тех, кто постоянно окружал ее. Вот сад, усыпанный опавшими яблоками, с огромными яблонями и малюсеньким домиком в Строгино. Все было выращено двумя сестрами — Натальей Васильевной и Софьей Васильевной, их трудами в часы «отдохновения» после изнурительной работы. Вот как сейчас вижу соковарку, в которой Софья Васильевна делала яблочный сок, а потом разливала его в бутылки. И поила она этим соком не только внуков, но и частых гостей. С пустыми руками с дачи не выпускали — гости уезжали с корзинами яблок, букетами цветов.
Я никогда не слышала, чтобы внуки звали ее бабушкой, они звали ее «Соней», и дружба между ними была неподдельная. Но сколько сил и здоровья вкладывала «Соня» в этих сорванцов! На вс и всех должно было ее хватить, — она была не только главным воспитателем, но и подлинной главой семьи, безропотно несшей все связанные с этим обязанности.
Позже дачу сломали, сад спилили, срубили, построили на этом месте жилой район Строгино. И ничего не осталось там от тяжелых трудов этих двух женщин, кроме воспоминаний…
Память опять переносит меня к работе. Первые годы Софья Васильевна опекала и учила меня. Официально я не числилась ее стажером, а она моим патроном, но ее помощь была значительно большей, потому что оказывалась по велению сердца, а не служебного долга. Софья Васильевна часто говорила мне: каким бы простым ни казалось дело, каждый раз необходимо еще и еще раз читать закон, периодику, изучать практику. И сама она всегда поступала так, невзирая на огромный опыт. А как досконально изучала дела, как умела беседовать с клиентами!
Вот Софья Васильевна сидит за столом, стоящим в середине второй комнаты консультации. А вокруг — по бокам, сзади, спереди — такие же столы, за которыми тоже сидят адвокаты, многие из них беседуют с клиентами. Сейчас диву даешься, как же мы могли работать в таком шуме, гаме? А Софья Васильевна, кажется, не замечала всех этих неудобств. Если она бралась вести дело, то отдавала себя этому целиком. Часами беседовала с клиентами. Бывало, все посетители и адвокаты уже ушли, ушли секретарь и машинистка, пришла уборщица, а Софья Васильевна все продолжает беседу с клиентом, выясняя все новые и новые вопросы. Ничто не ускользало от ее внимания, и это давало ей возможность блестяще осуществлять защиту.
Через некоторое время Софья Васильевна стала передавать мне ведение уголовных и гражданских дел, которые по каким-либо причинам не могла вести сама. Но относясь ко мне с большой теплотой и оберегая меня, она никогда даже не предлагала мне дела «инакомыслящих». Сама же с головой ушла в эти дела, ничего не боясь.
Всю жизнь Софья Васильевна прожила в более чем скромном достатке. Ей не только были чужды стяжательство, вещизм, накопительство, но она порой не имела даже самого необходимого и не страдала от этого. Признавала она лишь духовные ценности.
Не могу простить себе, что позволила жизни разобщить нас. Первые годы после ухода Софьи Васильевны на пенсию мы нечасто, но встречались, перезванивались. С годами это общение становилось все более и более редким, а затем и вовсе прекратилось. И вдруг телефонный звонок нашего общего знакомого: Софья Васильевна тяжело больна. Я поехала в больницу. Софья Васильевна, несмотря на тяжкую болезнь не изменившаяся, была рада моему приходу, но в глазах ее я прочла упрек: «Где же вы были так долго?» А может быть, она так и сказала?
Было ли так на самом деле, но в ушах у меня по сей день звучит этот вопрос.
Ю. Лурье
Призвание
— Я ознакомилась с содержанием дела. Против вас очень серьезные улики.
— Да, Софья Васильевна.
— Прежде всего я хочу спросить у вас, только совершенно честно, вы убили П.?
— Да, но вы будете доказывать, что сделал это не я.
— Мне кажется, что правильнее признаться перед судом в своей вине. Я думаю, что нам бы удалось добиться максимально мягкого наказания.
— Нет, вы будете доказывать, что убил не я.
— Тогда я вынуждена отказаться от ведения вашего дела.
— Отказаться? Я же вам деньги плачу!