Застывшее время

Оставшись наедине со своими мыслями, Вилли думала о том, что Джессика теперь сможет видеться с Лоуренсом в любое время: они с женой жили неподалеку от маминого дома, в Майда Вейл. Именно поэтому она и хочет перебраться в Лондон, тогда как я напрочь застряла в деревне! Вот бы уговорить Эдварда открыть их дом на Лэнсдаун-роуд! Она не видела Лоуренса с того концерта в Национальной галерее. Они провели вместе чудесный день. Гуляли по набережной, и он изливал ей душу: рассказывал, как тяжело живется с безумно ревнивой женой, которая целыми днями хандрит, запершись в спальне с французскими романами и мигренью, а едва он появляется на пороге, закатывает ужасные скандалы. По работе ему приходилось часто разъезжать по всей стране, и она вечно воображает его в объятьях каждой скрипачки и певицы, которой он аккомпанирует, тогда как на самом деле он мечтает о тихой домашней жизни с женщиной, понимающей, что музыка прежде всего. Вспоминая о его горящих черных глазах, она вздрагивала от доселе не испытанного волнения. Они выпили чаю в отеле «Черинг-Кросс»; он держал ее за руку и снова и снова повторял, как он счастлив был ее встретить. Когда она заторопилась на поезд, он предложил составить ей компанию. Очарованная этим жестом, она объяснила, что с ней будут золовка и племянница… «Мы поедем первым классом, как подобает первоклассным людям», – заявил он величественно. В конце концов она заставила его сократить путешествие до Танбридж Уэллс, и все же этот час был одним из самых восхитительных в ее жизни. Она рассказала ему о том, как в молодости танцевала в русском балете, и сам Чекетти восторженно отзывался о ее необычайном таланте – Лоуренс сперва даже не поверил, что она начала лишь в шестнадцать, – и как брак положил всему этому конец. У него было врожденное чувство эмпатии, которое ей в мужчинах прежде не встречалось. Она не осознавала, что ее жизнь за последние двадцать лет исключала получение какого-либо опыта в этой сфере (не считая тех, с кем она так или иначе состояла в родстве). Он прекрасно умел слушать, задавал нужные вопросы, словно бы заранее знал, что она хочет сказать. Выходя, он поцеловал ей руку, и она посмотрела на свою кисть, совсем как молодая девушка, на мгновение даже почувствовала себя Карсавиной в «Spectre de la Rose»[13]

. С тех пор он прислал два письма – точнее, открытки в конвертах: одну из Манчестера, другую из Майда Вейл. «Я часто думаю о нашем чудесном разговоре в поезде – и не только», – написал он в первой. Во второй намекал на «оазис в пустыне наших жизней». На каждую из них она ответила четырех- и пятистраничными посланиями, в которых изливала отчаяние по поводу бессмысленности своего существования. Когда она впервые использовала это слово, он погладил ее по щеке одним пальцем и сказал: «У вас русская душа, вы постоянно стремитесь «в Москву». Это ваша мечта, ваше убежище». После они еще не раз шутили, упоминая Наполеона. Наконец-то кто-то проникся трагедией ее жизни, думала она. Письма были призваны расширить эту игру. Ей хотелось показать свою утонченность в выгодном свете, но с чувством такта. Разумеется, она их не отослала – это было бы небезопасно. В свою очередь, она восхищалась его стойкостью, бесконечным терпением под гнетом ревности. Она догадалась, что он не смог реализоваться в профессии так, как хотел. Периодически он намекал на это, роняя фразы вроде «когда я выиграл стипендию в колледж» или «и после концерта профессор Тови лично подошел и представился», «когда я получил золотую медаль за…». Поразительно, как много они успели обсудить за полдня! До этого они практически не общались наедине. А вот Джессика виделась с ним нередко – с тех пор как он дирижировал любительским оркестром и хором в Гилдфорде (она, разумеется, тут же вступила в хор).

Сворачивая на подъездную аллею, она покосилась на зеркало заднего обзора: Джессика ехала следом.

* * *

– Мне не нравится, что ты остаешься в городе.

– Милый, все будет хорошо. У них в подвале отличное бомбоубежище – при малейшей опасности нас туда быстренько переправят. – Она протянула руку. – Ты у меня такой паникер!

– Ну, если повезет, я заберу тебя домой раньше, чем ты думаешь. Сегодня я встречаюсь с Большим Белым Вождем, и если найти хорошую сиделку, он отпустит, я знаю.

– Как это тебе удалось устроить?

– На прошлой неделе договорился о встрече: он сказал, что сегодня будет свободен после операции. Если я его уговорю, то больница не имеет права тебя удерживать.

Он улыбнулся ей, и она вдруг почувствовала, как сильно он вымотался. Если ему будет легче оттого, что она в деревне, тогда, конечно, надо ехать… хотя при мысли о необходимости вылезать из постели ее чуть не затрясло от слабости. К тому же теперь все переехали в Большой дом. Где будет спать сиделка, даже если они ее найдут?..

Ему уже пора, сказал он, как бы не пропустить встречу с мистером Хизерингтон-Бьютом. С одной стороны, ей не хотелось, чтобы он уходил, с другой – общение с кем бы то ни было больше получаса страшно изматывало.