Затаившийся Оракул

— Только не сюда, — пробормотал я. — Боги, нет.

Мэг осмотрелась вокруг:

— Может, это другой лес.

Но это было не так. Я так и чувствовал на себе возмущенный взгляд деревьев, а горизонт растягивался во всех направлениях сразу. Почуяв наше присутствие, начали шептаться голоса.

— Скорее! — сказал я.

Будто по команде, петли на наших ногах спали. Мы побежали.

Мэг двигалась быстрее, хоть ее руки и были полны яблок. Она умело лавировала между деревьями: бежала то влево, то вправо, будто следуя тропе, видной только ей. У меня болели ноги и горела грудь, но я не осмелился отстать.

Мерцающие впереди огни оказались факелами. В конце концов, мы выбрались из лесу, сразу же наткнувшись на толпу жителей лагеря и сатиров.

К нам подбежал Хирон:

— Спасибо богам!

— Да не за что, — выдохнул я просто по привычке. — Хирон… нам нужно поговорить.

В свете факела лицо кентавра выглядело высеченным из теней.

— Да, нужно, друг мой. Боюсь, одна команда еще не вернулась… твои дети, Кайла и Остин.

Хирон заставил нас принять душ и переодеться. Если бы не это, я бы тут же побежал обратно в лес.

К моменту, когда я освободился, Кайла и Остин все еще не вернулись.

Хирон послал в лес несколько спасательных групп дриад, предположив, что им ничто не навредит в их естественной среде. Однако, он твердо запретил полубогам отправляться на поиски.

— Нам больше не стоит рисковать, — сказал он. — Кайла, Остин и… и остальные пропавшие… Они бы этого не захотели.

Исчезло уже пять жителей лагеря. Я даже не питал надежд, что Кайла и Остин вдруг сами вернутся. Слова Зверя отдавались эхом в моей голове: «На карту поставлено многое. У Аполлона даже не будет выбора».

Он нацелился на моих детей. Он приглашал меня отправиться на их поиски и найти врата забытого Оракула. Я все еще многого не понимал: как рощица Додоны здесь оказалась, какие у нее врата, почему Зверь считает, что я способен их открыть, каким образом он поймал Остина и Кайлу. Но одну вещь я знал наверняка: Зверь был прав. У меня не было выбора. Я обязан был найти моих детей… моих друзей.

Я бы пропустил предостережение Хирона мимо ушей и побежал бы в лес, если бы не встревоженный крик Уилла:

— Аполлон, помоги!

На дальнем конце поля он устроил импровизированный лазарет, где уже лежало с полдюжины раненых полубогов. Он лихорадочно ухаживал за Паоло Монтесом, пока Нико удерживал кричащего пациента.

Я подбежал к Уиллу и содрогнулся от увиденного.

Каким-то образом Паоло отрезало ногу.

— Я ее пришил на место, — сказал мне Уиллу; его голос дрожал от усталости. Его одежда была вся в крови. — Мне нужно, чтобы кто-то его держал.

Я указал на лес:

— Но…

— Да знаю я! — сорвался Уилл. — Думаешь, мне не хочется их искать? У нас и так немного лекарей! В той сумке есть целебная мазь и нектар. Давай!

Я был ошарашен. Я понял, что Кайла и Остин волновали его ровно столько же, сколько и меня.

Только вот Уилл выполнял свой долг. Он обязан был сначала позаботиться о раненых. И сейчас он нуждался в моей помощи.

— Х-хорошо, — сказал я. — Как скажешь.

Я схватил сумку с медикаментами и занялся Паоло, который как раз потерял сознание от боли.

Уилл поменял медицинские перчатки и посмотрел на лес.

— Мы их найдем. Обязательно найдем.

Нико ди Анджело подал ему фляжку:

— Выпей. Прямо сейчас ты должен быть именно здесь.

Я понимал, что сын Аида злился. Трава у его ног дымилась и увядала.

Уилл вздохнул:

— Ты прав, но мне от этого не лучше. Теперь надо вправить сломанную руку Валентины.

Поможешь?

— Звучит жутковато, — ответил Нико. — Пошли.

Я присматривал за Паоло Монтесом, пока не стал полностью уверен, что ему больше ничего не грозит. Тогда я попросил двух сатиров отнести его носилки в домик Гебы.

Я сделал все возможное и другим. У Кьяры было легкое сотрясение. У Билли Ын случился приступ ирландской чечетки. Из спин Холли и Лорел нужно было убрать осколки взорвавшейся рядом с ними пилы.

Как и ожидалось, близнецы Виктор пришли первыми, а теперь они спрашивали, в кого же попало больше осколков, ведь тогда они могли бы с гордостью говорить о том, через что прошли. Я приказал им помолчать, иначе я больше никогда не разрешу им носить лавровые венки. (Имею на то право, ведь я их создатель.)

Для смертного мои исцеляющие способности были сносными. Уилл Солас намного превзошел меня, но я не придавал этому такое же значение, как неудачам в стрельбе из лука и музыке.

Полагаю, быть вторым в целительстве уже привычное дело. Мой сын, Асклепий, стал богом медицины к 15 годам, и я был вне себя от радости. Это позволило мне уделить больше времени другим увлечениям. Кроме того, для любого бога иметь ребенка, который стал врачом — мечта.

Пока я промывал рану, подбежал Харли, теребя в руках маячок. Его глаза были опухшими от слез.

— Это моя вина, — бормотал он. — Из-за меня они пропали. Мне… Мне жаль.

Его трясло. Было ясно, что мальчик был в ужасе от того, что я мог сделать.

За последнюю пару дней я уже успел соскучиться по страху смертных. Все мое нутро бурлило негодованием и злобой. Я хотел обвинить кого-то в моем положении, в исчезновениях, в моем собственном бессилии что-то исправить.