Между тем над нашей головой начали сгущаться тучи…
Я этого не ощущала, я считала, что все плохое с нами уже случилось. Три смерти близких людей — куда еще-то? А вот Сергей как будто что-то чувствовал. Он словно сжался в ожидании удара, и я никак не могла его расшевелить. Мы больше не болтали по вечерам, не валялись рядышком на диване перед телевизором и не уезжали по воскресеньям на лыжах за реку, где у нас было любимое место — ложок, защищенный от ветра. Там мы обычно разводили костерок, жарили сосиски и кипятили чай и долго сидели на поваленных деревьях, любуясь зимой.
Теперь ничего этого не было. Сергей сидел сычом за своим компьютером, рисуя формулы. Он еще больше похудел, хотя, казалось, что больше уже невозможно, у него пропал аппетит, а ночью я слышала, как он ворочается, не в силах заснуть. Я объясняла это депрессией после потери близких и тревогой за отца, состояние которого оставалось все так же «стабильно тяжелым».
Витя Титов держал нас в курсе того, что происходило у Лавровых. После признания нового члена семьи там шло оформление отцовства, и Нина Владимировна все так же приглашала Витю для консультаций по юридическим вопросам. Один Сергей по-прежнему не верил результатам генетической экспертизы, считал, что здесь не обошлось без какого-то мошенничества.
А вот расследование Володиной гибели стояло на месте. Его разбитую машину перевезли на спецстоянку, где ею должны были заняться эксперты, но дело не двигалось, потому что эксперты тоже болели гриппом. Витя считал, что выяснить что-нибудь определенное вообще вряд ли удастся, и что, скорее всего, Володя просто не справился с управлением на скользкой дороге. Но Нина Владимировна не успокаивалась, она желала, чтобы все было выяснено досконально, и использовала свои многочисленные знакомства с влиятельными людьми, чтобы ускорить следствие.
Однажды Витя Титов пришел озабоченный и хмурый. Я, как всегда, накрыла на кухне стол для чая и, чувствуя, что Вите нужно поговорить с Сергеем наедине, ушла в спальню и занялась рисованием.
Витя сидел часа два. Потом я услышала, как захлопнулась дверь, и удивилась, обычно Витя заходил проститься или кричал мне из прихожей: «Грунечка, пока!»
— Что это с Ви… — начала я, выходя на кухню, и тут же удивилась еще больше — вазочка с зефиром, которую я выставила на стол к чаю, стояла нетронутая. Чтобы Витя встал из-за стола, не умяв штук пять зефирок?.. Для этого должно было произойти что-то из ряда вон выходящее! Да и Сергей обычно не брезговал сладким. — …Что это с вами? — закончила я.
Сережа сидел, свесив голову и упершись локтями в колени. Услышав мой вопрос, он поднял на меня глаза.
— Вовчик не сам погиб, — сказал он. — Его убили.
Я села к столу, налила себе остывшего чаю, открыла и закрыла сахарницу, взяла ложку и стала зачем-то мешать чай. Все эти движения я проделала машинально, стараясь хоть как-то осмыслить Сережины слова.
— Кто его убил? — наконец разродилась я вопросом.
Оказалось, что Витя принес новости. Нина Владимировна Лаврова наконец добилась ускорения следственных действий по делу о гибели Володи. Эксперты осмотрели его автомобиль и обнаружили неисправность тормозной системы, причем пришли к категорическому выводу: тормоза повреждены умышленно.
— Да ну, ерунда, — не поверила я. — Кто мог Володю убить умышленно? У него и врагов-то не было. Это ошибка какая-то.
— Это заключение экспертов. — тусклым голосом сказал Сергей. — Его трудно оспорить. И вот еще что, Грунечка, ты должна знать… Они считают, что это сделал я.
— Что сделал ты? — машинально спросила я. Я все еще обдумывала странное известие, и смысл последних слов не дошел до меня.
— Лавровы считают, что это я повредил тормоза, — терпеливо, как слабоумной, объяснил мне Сережа. — Я где-то за день до Вовкиной гибели возился с его машиной.
— Ты чинил тормоза, и они думают, что ты мог что-то сделать не так?
— У него плохо горели фары. Я зачистил контакты, и все… Тормоза я не трогал.
— Ну вот, — обрадовалась я. — Им нужно объяснить, и все!
— Витек пробовал объяснить, бесполезно, они ничего не хотят слушать. Они решили, что было именно так, я намеренно испортил тормоза и убил Вовку.
— Этого не может быть, — ошарашенно произнесла я. И добавила железный довод знаменитого чеховского героя: — «Потому что не может быть никогда!»
Я услышала, как в прихожей звонит мой телефон, встала и отправилась туда. Вытащив телефон из сумки, я увидела, что звонит Витя.
— Груня, уговори Серегу уехать! — Витин голос звучал непривычно жестко. — На время, пока все не выяснится. Я пробовал его убедить, но я для него не авторитет. Вот поверь мне сейчас, я знаю, что говорю. Он тебе все рассказал?
— Да. Витя, неужели все настолько серьезно, что нужно уезжать? Не могут же его арестовать просто потому, что кто-то что-то про него подумал. И ведь если он уедет, все решат, что он и вправду… виноват…