— Розочка, цветик мой душистый, Эдик беспокоит! Бабульку к вам привезли, вот недавно. Лаврова… Друга моего родственница. Не скажешь, как она?.. Ага… ага… Ну понял, Розочка, понял! Спасибо, душистик! А уж я как скучаю! Увидимся, целую! М-м-у! — Он звучно чмокнул трубку и нажал отбой. Потом повернулся ко мне.
— В порядке твоя бабка. Лежит в реанимации в кардиоцентре. В себя уже пришла. — И он снова взялся за телефон.
— Алло, Веранда! Твой Синьор Помидор дома?.. Дай ему трубку… Что-что, дело есть к нему, трубку дай, говорю!.. Алло, Никола?..
Эдька глянул на меня, поднялся и ушел в другую комнату. Он явно не хотел, чтобы я слышала его разговор с Веркиным мужем. Я осталась сидеть, тупо уставившись на банку с вареньем.
Эдька вернулся с удовлетворенной физиономией.
— Ну вот, и от Помидора может быть польза, — самодовольно возвестил он. — Обещал позвонить всем, от кого хоть что-нибудь зависит!
— Кому он может позвонить? — удивилась я. — И чему это поможет?
— Да ты что! — вознегодовал Эдька. — Да Рюмин со всеми шишками в городе вась-вась, он с начальником полиции и с прокурором в сауне парится!
— И что, — засомневалась я — Сережу освободят?
— Ну-у, освободить не освободят, но хоть мордовать не будут.
Мысль о том, что Сергея могут «мордовать», раньше не приходила мне в голову, и Эдькины слова просто убили меня. Стало страшно, внутри все затряслось.
— Эй, эй, — забеспокоился Эдька, глядя на меня. — Только без истерик! Сказал же, что не будут мордовать!
— Эдя, что я наделала, — еле выговорила я трясущимися губами. — Я же Сережке только навредила. Витя же меня просил, чтобы я не лезла в это дело, а я полезла. Помочь не смогла, только навредила. Теперь все они будут говорить, что я нарочно бабку до инфаркта довела, по Сережкиному наущению.
— Потому что ты — баба и поступила по-бабьему, — убежденно заявил Эдька. — У вас, у баб, работают не мозги, а эндокринные железы. Чуть что, сразу — ах! ох! Гормональный всплеск и эмоции. И несетесь, как курицы безголовые, квохчете и глупости творите!
— Кто бы говорил! — озлилась я. — Хочешь увидеть настоящего гормонального неадеквата — посмотрись в зеркало! Или все эти Розики-пусики — не от гормонов, а от большого ума?
— Вот это не трожь! — окрысился Эдька. — Это святое!
— Вот как, — продолжала язвить я. — Святое! Смотри не вознесись от такого количества святости!
Несколько секунд мы с Эдькой сверлили друг друга злыми глазами. Потом я опомнилась. О чем я думаю, в то время как Сергей сидит в тюрьме, и его, может быть, бьют! Эдька, видимо, подумал о том же.
— Ладно, — примирительно сказал он. — Чего мы собачимся, надо думать, как Сереге помочь. Ты Витюхе звонила?
— Только утром, — ответила я. — Потом он был недоступен.
— Знаешь, — задумчиво сказал Эдька. — Из твоего рева я понял, что улики против Сереги косвенные. А в этом случае все зависит от адвоката. Витек — хороший адвокат. Увидишь, он Серегино дело в суде развалит.
Он сказал это так, будто нисколько не сомневался, что Сергея все-таки будут судить, и это окончательно меня подкосило. Я, уже не в силах сдерживаться, зарыдала в голос.
Эдька досадливо крякнул и извлек из холодильника увесистый пузырь с аптечной этикеткой. Откуда-то достал мензурку, доверху наполнил ее из бутыли и, подойдя ко мне, насильно влил в меня это подозрительное пойло. Я на миг ослепла, оглохла и забыла как нужно дышать. Эдька с интересом наблюдал, как я с вытаращенными глазами и открытым ртом пытаюсь сделать глоток воздуха.
— Что это? — прохрипела я, когда мне наконец это удалось.
— Душеукрепляющее, — объяснил Эдька и снисходительно добавил: — Спирт, медицинский.
Огненный шар в моем желудке начал растекаться во все стороны — в ноги, в руки, в голову. Мне стало ужасно жарко, я стащила с себя «мамину» кофту, бросила ее на спинку кухонного диванчика, оттянула ворот водолазки, но мне все равно казалось, что я сейчас расплавлюсь изнутри.
Лежащий на столе Эдькин телефон вдруг заерзал и разразился резкой трелью. Эдька взял трубку и недовольно спросил:
— Ну чего тебе?
В трубке забился Веркин голос. Эдька слушал, раздраженно морщился и огрызался:
— Ну здесь она сидит… Откуда я знаю? Телефона у нее нет… Она сейчас к болтовне мало способна, я ее слегка наркотизировал… Да не верещи ты! Даю, даю… — и он протянул трубку мне.
— Грека! — заорала Верка, так, что у меня зазвенело в ухе. — Что этот гад с тобой сделал?
— В-в-еруня, — заплетающимся языком заговорила я, — в-все в п-п… порядке… П-просто я не привыкла к медицинскому спирту…
— Сейчас приеду и убью этого гаденыша! — бушевала Верка. — Грекочка, ты как? Я так переживаю за Сережу!
Я поняла, что муж рассказал Верке последние новости, и сейчас она жаждет обсудить это со мной.
— Не надо, Веруня, — попросила я. — Завтра приду на работу и все расскажу.
— Точно придешь? — усомнилась Верка.
— Т-точно…
— А Эдьке все равно достанется, — мстительно пообещала Верка. — Мама завтра придет и его убьет!
— А где м-мама? — пьяно встревожилась я, только теперь сообразив, что время уже позднее, а тети Жени дома нет. — Г-где у нас мама?