Насколько Телобан знал, эти земноводные плохо подаются дрессировке, если вообще поддаются. И все же у факира получалось заставить их ходить на задних лапах, сражаться друг с другом крохотными мечами, и даже разливать дымящийся отвар из крохотных чайников в такие же крохотные чашки. Представления йезифа пользовались успехом, на них собирались толпы зрителей, которые щедро бросали монеты в кувшин с широким горлом, откуда факир доставал их заскорузлой, покрытой язвами, рукой. Именно в эту руку, а не в кувшин, Телобан всыпал несколько монет — золотых и серебряных, три — с ликом Всевоплощённого, и ещё две — с бацинетом[3] с открытым забралом, где от лица, которое шлем не скрывал, остались лишь царапины.
Телобан не собирался покупать
Неизвестно что больше разозлило Телобана: отказ факира или прикосновение его нечистых рук.
Однако Телобан не позволил захлестнувшей его злобе вырваться наружу. Вместо этого он молча собрал упавшие в пыль монеты и ушёл.
Той же ночью он дождался появления йезифа в тёмном переулке.
В одной руке у факира была клетка с ящерицами, за спиной — перетянутая тесьмой торба с пожитками и скрученный коврик, на котором факир сидел во время своих представлений.
Наверняка он так и не понял, что произошло.
Телобан действовал стремительно: накинул на шею йезифа верёвку и затянул. Эта верёвка была частью той самой бечевы, по которой жители Дымного квартала пробирались по улице. Однажды, после того, когда ему разрешили покидать Замок, Телобан вернулся в родной квартал и отрезал кусок. Ему и сейчас было смешно вспоминать, что почти сразу же вслед за этим где-то неподалёку раздались гневные крики — кто-то идущий по путеводной нити, почувствовал, как она ослабла в руке.
Убив факира, Телобан не стал забирать всех ящериц. Он просто открыл клетку и смотрел, как юркие гекконы разбегаются в стороны — ещё до рассвета в городе кто-то умрёт от их яда. Одна из ящериц все же осталась. Именно её Телобан и забрал.
***
Закончив на кухне, он выглянул в коридор. По сравнению с предыдущим помещением, где сутки напролёт кипел котёл и тушилось рагу, воздух в коридоре оставался прохладным. Неожиданно Телобан услышал голоса. Они доносились откуда-то сбоку и звучали приглушённо — обычная беседа двух людей.
Наверняка говорившими были слуги, хотя Энсадум не исключал присутствия солдат. В таком большом доме обязательно должна быть охрана. Это подтверждалась и количеством готовящегося на очаге рагу. Десяток слуг, и столько же человек охраны — вполне обычное дело для любого небольшого поместья.
Постепенно голоса стихли.
Скорее всего, стражи здесь — ленивые увальни, хотя, возможно, и не без военного опыта. На такую работу чаще всего устраивались ветераны, кто-то, кто мог обращаться с оружием, но был слишком стар для того, чтобы служить в войсках. Телобан считал, что рано или поздно такие люди утрачивают бдительность. Привыкают к комфорту и спокойствию. И хотя он никого не собирался убивать, внезапно у него возникло желание незаметно прирезать парочку стражей, а затем спрятать тела, но не слишком хорошо — так, чтобы их легко нашли спустя некоторое время. Интересно, насколько сильный переполох это вызовет? Уж явно больший, чем его недавние проделки на кухне.
Временами, листая свою
Сначала Телобан собирался вернуться из коридора обратно на кухню, а затем — назад в катакомбы, однако дойдя до конца перехода, передумал, и свернул в очередной проход, мысленно запоминая расположение коридоров и составляя карту, которую позже собирался зарисовать. Возможно, заглянув в несколько соседних коридоров с их хозяйственными помещениями и складами, он счёл бы их скучными, но именно запутанность здешнего лабиринта пробудила в нем интерес. Это бы вызов. Конечно, нижняя часть дома не целиком состояла из кухни и подходов к ней. Например, заглянув в один из коридоров и добравшись до скромной железной двери в конце, он почувствовал характерный запах. Телобан догадался, что перед ним — часть канализационной системы дома.
Спустя какое-то время он обнаружил тоннель, пол которого шёл под уклон. На стенах тоннеля виднелись какие-то надписи, по большей части неразборчивые, и Телобан предположил, что здание над ним возведено на останках более старой постройки.