Завораш (СИ)

Однако подлинные тайны, как и ключи, которые их отворяли, следовало искать у самой поверхности: в подвалах и винных погребах, на кухнях, где готовили еду для рабов и собак, в сырых казематах, в тайниках, расположенных так, чтобы богатства, равно как и секреты их приумножающие, были одинаково хорошо укрыты от посторонних глаз. Щепотка яда, растворенная в бочке с вином, могла сделать больше, чем десяток убийц с кинжалами, а умело подслушанная сплетня, которой один раб делится с другим в душном полумраке кухни — оказаться куда полезнее сведений, добытых дипломатами.

Не потому ли он был здесь?

Разумеется, он не раз спрашивал себя: так ли хорош шпион, который не ведает о своей цели? Вопрос выдавал его тайное беспокойство. Словно каким-то образом он вновь оказался на улицах Дымного квартала с обрывком бечевы в руке…

Наконец он добрался до нужной развилки. Потолок здесь нависал низко, и в нем было проделано забранное решёткой отверстие. Достаточно было подпрыгнуть, а затем подтянуться на руках, чтобы увидеть расположенную в подвале кухню, где готовили еду для рабов. Сейчас кухня пустовала. В углу полутёмного помещения горел очаг, над которым был подвешен почерневший от времени котёл.

Запах готовящейся пищи напомнил Телобану о его путешествии через море. Нечто подобное стряпали моряки, собираясь каждую ночь у небольшого очага на корме; в кипящую воду бросали рыбу, вяленое мясо, мелко порубленные овощи. Все это варилось до тех пор, пока не получалось что-то вроде жидкой каши, которую можно было пить прямо из миски. С самого начала Телобан подсаживался к огню вместе со всеми — и слушал. Мало кто замечал одинокого пассажира, пришедшего погреться у очага. Именно так он впервые услышал о туннелях под городом — и не только.

Среди тех, кто проводил время у очага, был варунский священник. Хорошо заметный в своих просторных одеяниях, он каждый раз был вынужден кутаться в ткань, чтобы она не хлопала на ветру. Телобан решил, что под такой одеждой легко скрыть доспех, а при желании — и длинный меч, стоит лишь привязать его к ноге.

За все время их пути священник не проронил ни слова, но едва завидев его, моряки тут же уступали место у очага. Считалось, что обидеть божьего человека в пути — дурной знак. Это навело Телобана на мысль.

Оказавшись в порту, он первым делом отправился в лавку, где торговали одеждой. Многие приезжие избавлялись здесь от тёплых вещей или обменивали свои наряды на более традиционные. В куче старого тряпья, сваленного в одном из углов и без того тесной каморки, он без труда отыскал черное одеяние подходящего размера…

Сейчас на нем была другая одежда, ничем не напоминающая скромный наряд инока, но гораздо более практичная. Монашескую рясу Телобан скатал в небольшой свёрток, связав ремнём и пропустив узел снизу таким образом, чтобы получилось что-то вроде лямки. Ношу он закинул за спину, радуясь тому, что руки остаются свободными. Теперь можно было не беспокоиться о запахе, который неизбежно пристанет к одежде.

Кем бы ни были здешние строители, намеренно или нет, они оставили лазейку: небольшой рычажок, с помощью которого отпиралась решётка. Примечательно, что сделать это можно было лишь снаружи. Видимо предполагалось, что, оказавшись внутри, вор и так будет в ловушке, ведь из кухни путь в хозяйские покои неблизкий.

Нащупав рычажок, Телобан уже собирался воспользоваться им, когда дверь наверху отворилась, и вошли двое. Послышался приглушенный разговор, позвякивание металла, как будто кто-то опустил в воду горсть столовых приборов, а затем сверху хлынул поток воды. Телобан поморщился от запаха.

Раздался грубый смех, другой голос произнёс несколько неразборчивых фраз. Телобан придвинулся ближе, пытаясь заглянуть за край решётки, и едав не угодил под очередной поток дурно пахнущей жидкости. Один из тех, кто был в комнате наверху, мочился на решётку, насвистывая весёлый мотивчик.

Дождавшись, когда над головой стихнут шаги и дверь хлопнет второй раз, Телобан пробрался на кухню. После царившей в подземелье прохлады воздух здесь казался раскалённым. Его едва хватало, чтобы дышать. Словно весь кислород выгорел в огне очага, над которым бурлил котёл. С какой лёгкостью он мог бы уничтожить половину слуг, бросив туда щепоть одного из своих порошков! Или даже проще: соскрести с одной из стен ту черную плесень и использовать в качестве яда её.

Помещение было низким и темным. На стенах — кухонная утварь: кастрюли, сковороды, ножи, плошки. Днём свет проникал сквозь узкое зарешеченное окошко, выходившее наружу вровень с землёй, но сейчас за ним была лишь чернота — и внутри, и снаружи дворец был погружен в сон.

Телобан приблизился к двери, но не стал открывать. Вместо этого приложил ухо к шершавому дереву и прислушался. Ему было хорошо известно, какой опасной может быть самоуверенность. На башнях несли вахту дозорные, в коридорах дежурили часовые, а во внутреннем дворе бегали спущенные с привязи псы. Однажды, когда Телобан подобрался достаточно близко, он слышал их тяжёлую поступь и гулкое, натужное дыхание.