Завораш (СИ)

Пожалуй, псы были единственными, кого стоило воспринимать всерьёз: там, где легко обмануть человеческие органы чувств, провести пса было невозможно. В Городе Вервий собак почти не осталось — всех отловили и истребили, но те, что встречались, отличались почти сверхъестественными способностями к выживанию. Они сбивались в стаи, долго и упорно выслеживали добычу и атаковали, придерживаясь единой стратегии. Даже поодиночке псы были опасны. Не раз Телобан видел в тумане горящие глаза и менял направление, отыскивая другую путеводную бечеву. Неизвестно, насколько эти твари были умны, но, как оказалось, им ничего не стоило выяснить, что протянутые тут и там верёвки служат маршрутами, по которым перемещается предполагаемая добыча.

Постоянство. Предсказуемость опасна. Именно поэтому он не ходил одними и теми же путями, подмечая каждое лицо, которое могло повстречаться ему дважды. Однажды на глаза ему попался мальчик-разносчик, и не два, а целых три раза. Дождавшись, пока тот в очередной раз пройдёт мимо, Телобан двинулся следом и преследовал его, пока не удостоверился, что он и в самом деле был тем, за кого себя выдавал. Все это время он сжимал лежавшее в кармане узкое лезвие, такое острое, что им можно было рассечь шею до самых позвонков.

Из кухни вела ещё одна дверь. Её Телобан поначалу не заметил, а, присмотревшись, понял, что перед ним было нечто вроде потайного хода, которым пользовались слуги и рабы. Лаз был невысоким, так что по нему можно было передвигаться лишь на четвереньках, зато перемены блюд в гостиной или напитков в бальной зале появлялись как по волшебству.

В этом, по мнению Телобана, и заключалась губительность постоянства.

Что ж, возможно, стоило внести в это постоянство немного случайностей.

ХАОС В ТЕОРИИ И НА ПРАКТИКЕ

Первым делом он перевесил половники на место ножей, а ножи сложил в полку, где хранились чистые полотенца. Затем он опрокинул в одну большую бадью все приправы до единой, соль и сахар, а пустые банки вернул на место. Задачей было сделать так, чтобы вторжение обнаружилось не сразу, а через некоторое время.

Хаос не может быть организованным, учили философы. Однако философы не говорили, что любой порядок — это ничто иное как организованный хаос. Достаточно извлечь один или несколько элементов, и все рассыпается, превратится в случайный набор составляющих. Значит ли это, что все вокруг так или иначе пребывает в хаотичном состоянии? По мнению Телобана, всё, что так или иначе пребывало в состоянии застывшего хаоса, следовало вернуть к изначальному положению.

Когда он высказал эту мысль одному из своих учителей в Замке, тот ничего не ответил, а лишь направил его к другому. Когда несколько дней спустя Телобан вошёл в зал для аудиенций, его ждал не один, а трое преподавателей. И вновь они внимательно выслушали его, сдержанно кивая.

Наконец его отправили к одному из архонтов.

На этот раз он предстал перед целой комиссией, заседавшей на возвышении в полутёмном зале. Света хватало ровно настолько, чтобы освещать самого Телобана.

Он говорил около часа. Доказывал. Опровергал. Спорил сам с собой. Приводил доводы. Отвергал часть из них. Затем приводил новые.

На этот раз никто не кивал. Если бы Телобан хотел, то услышал бы, как бьются сердца всех присутствующих. Если мог — вырвал бы их.

В тот день он так и не услышал ничего от сидевших перед ним людей. Даже другие ученики, казалось, избегали его. Он лёг спать в собственной келье, а когда наутро проснулся, то получил новое распоряжение: отправляться за море, в Завораш, и больше ничего.

Что это было? Ссылка? Некое задание? Он не знал.

Собрав вещи, Телобан отправился в порт.

Так он оказался в Завораше. И теперь занимался тем… чем занимался.

Например, вырывал случайные страницы из книг в библиотеке, собирая их в одну — свою

— книгу. Возможно, будучи полностью составленной, она могла бы поведать ему о многом.

Кроме того, он нашёл в катакомбах череп и даже дал ему имя — Менгаза. Долгими днями он беседовал с ним, и иногда, как ему казалось, получал ответы. По иронии судьбы даже пустой череп оказался более разговорчивым, чем те люди, которые отправили его на это задание.

Солнечный свет был ему по-прежнему неприятен, и долгие дни в Завораше казались вечностью. Когда Телобан смотрел на череп перед собой, он представлял, как этот человек страдал, вынужденный проводить целые дни под палящим солнцем. Однако черепа, пусть и человеческие — плохие собеседники. Поэтому он завёл ящерицу.

Это вышло почти случайно, однако Телобан не верил случайности.

Однажды, на третий или четвёртый день своего пребывания в Завораше он встретил на улице факира-йезифа. Это был человек, способный глотать длинные куски металла, хорошо прятать мелкие вещи, выдавая это за магию, а ещё у него имелись ящерицы. Целых семь штук ящериц-гекконов, проворных и смертоносных, ведь яд геккона убивает мгновенно.