Завтра будет поздно

Спокойней стало, когда прошли Литейный мост и попали на Выборгскую сторону. Здесь путь проходил мимо завода «Старый Лесснер», сладко пахнущего сахаром «Кенига», прядильной фабрики Воронина, дизельного завода Нобеля, снарядного — Парвиайнена, гильзового — Барановского. Шпики Керенского боялись сюда заглядывать.

На набережной Большой Невки в темном месте под тремя деревьями их поджидал Емельянов.

— Билеты я купил, — негромко сообщил он. — Но на вокзале показываться опасно: полно солдат. Они сотнями бегут с фронта. Можно угодить в облаву на дезертиров. И на перроне толкаться не следует. Лучше я вас проведу через товарную станцию под вагонами. Выйдем прямо к нашему поезду. Я проверил.

— Очень хорошо, что проверили, — похвалил его Владимир Ильич. — С вами пойдем только я с Григорием. Меня прошу звать Николаем. Провожающие пусть пройдут через вокзал на перрон, наблюдают и больше к нам не подходят. Попрощаемся здесь.

Аллилуев хотел обнять его, но Владимир Ильич заметил, что это неконспиративно, и коротким движением крепко пожал руку.

Емельянов повел их через ворота товарной станции. Они пробирались по запасным путям, пролезая под пустые вагоны, пахнувшие то известкой, то карболовкой. Минут через пятнадцать наконец выбрались к дачному поезду, готовому к отправке.

Поднявшись на переднюю площадку последнего вагона, они осмотрелись. Их товарищи, прошедшие через станцию, уже прохаживались по краю перрона. Какие-то типы, с красными повязками на рукавах, стояли посредине и всматривались в лица пробегавших пассажиров.

Раздался третий звонок, Владимир Ильич даже не решился помахать рукой провожающим, а простился с ними кивком головы.

Поезд не зря назывался «пьяным». В вагоны набилось много подгулявших дачников и нетвердо стоявших на ногах жителей пригородов. Одни из них шумно разговаривали и смеялись, другие — осоловело сидели на скамьях и покачивались.

Владимир Ильич внутрь вагона не прошел. Он уселся с левой стороны на край площадки и спустил ноги на ступеньки.

— В случае чего — можно спрыгнуть, поезд не очень быстро идет. Сделаем вид, что проветриваемся с похмелья.

— Не упасть бы вам, — забеспокоился Емельянов.

— Ничего, у меня руки цепкие.

Лахта славилась своим летним рестораном, в котором, несмотря на запрет, можно было за повышенную плату раздобыть спиртное. Сюда обычно прикатывали гулять переодетые в штатское офицеры, не желавшие попадаться на глаза строгому столичному коменданту.

В эту ночь на Лахтинском вокзале поезд поджидала большая компания гуляк. Все они ринулись к последним вагонам.

Емельянов, боясь, что вся компания вобьется в один вагон и захватит площадку, умышленно растянулся поперек прохода, словно был смертельно пьян.

— Господа! Здесь какая-то пьяная рожа лежит, — предупредил вскочивший на подножку франт в белой манишке и котелке, сдвинутом набекрень. — Занимайте соседний ковчег… тот как будто опрятней.

Гуляки с двух концов стали подниматься в соседний вагон и проходить внутрь. На площадке никого не осталось. Из открытых окон доносились их громкие голоса и смех. Когда поезд тронулся с места и покатил дальше, послышалось нестройное пение:

С вином мы родились, с вином и помрем.

С вином похоронят и с пьяным попом…

— Не нравится мне эта компания, — поднявшись, сказал Емельянов. — Вы тут побудете, а я пойду погляжу.

Он прошел в соседний вагон и, побыв там некоторое время, вернулся.

— Так и знал, — переодетые офицеры, — сообщил он. — Едут куда-то догуливать.

Вскоре на открытой соседней площадке появился упившийся офицерик. В вагоне ему, видно, было душно. Рывком ослабив петлю галстука, он расстегнул ворот рубашки и, ухватившись за поручни, далеко высунулся, подставив голову под струю свежего воздуха.

Придя в себя, переодетый офицерик вдруг решил навести порядок на соседней площадке.

— А там кто сидит на ступеньках? — стараясь перекричать стук колес, спросил он у Емельянова. — Кандидаты на тот свет?

Не слыша ответа, молодой офицерик свесился, стараясь заглянуть в лица сидящих. Емельянов, боясь, что он свалится, строго прикрикнул:

— Не безобразничайте, ваше благородие.. стойте как следует, а то вывалитесь.

Офицер перестал свешиваться, но ему не понравился сердитый окрик рабочего. Опираясь спиной о стенку тамбура, он поднял палец и погрозил:

— Но-но, не очень-то! Скоро мы вас вот так…

Он взял конец галстука и показал, как будут вешать рабочих.

— Понял?

В другое время Емельянов показал бы этому молокососу, как рабочий человек отвечает на угрозы, но сейчас рискованно было с ним связываться.

Когда офицер, покачиваясь, ушел в вагон, Николай Александрович обеспокоился:

— Сейчас вернется с кем-нибудь и начнут задирать. На остановке надо будет сойти.

В Раздельной вдруг вся лахтинская компания высыпала из вагона. Оказывается, где-то здесь неподалеку размещался женский «батальон смерти». Офицеры, захватив из ресторана закуски и выпивку, прикатили к воинственным девицам прощаться с белыми ночами.