Это было очень давно. С тех пор, должно быть, наступила ночь и вернулось утро, потому что вначале была чернота, а теперь снова ужасный зловещий свет. А может, прошло много ночей и утр или вообще не было? Дикар не знал, как долго это продолжается. Он не мог думать, не мог чувствовать. Он почти перестал быть Дикаром, только каким-то едва не утонувшим, полуошеломленным существом, слишком избитым, чтобы даже бояться.
И неожиданно он испугался. Неожиданно лодка задрожала под ним, ее корпус заскрипел, готовый разломиться, каждый дюйм лодки кричал!
Где-то громко хлопнул конец веревки. Странно, что Дикар смог расслышать этот звук сквозь оглушающий вой ветра – и тут он осознал поразительную истину. Ветра не было!
Неожиданно ветра не стало, и, хотя на палубе по-прежнему горы пены, вода и воздух снова разделились.
Повиснув на ремнях, с кружащейся головой, Дикар увидел, как сбегает вода и снова появляется палуба, побитая, но целая. Он поднял голову, повернул ее к Мэрили.
Вода струилась по ее влажному, избитому телу, волосы, скрывавшие ее наготу, промокли и спутались, но когда она посмотрела на него, он увидел в ее взгляде ту же огромную, невероятную радость, какая была в его глазах.
– Все кончилось! – крикнул он. – Ураган кончился, и мы спасены.
– Не торопись. – Голос у Джимкорбина хриплый, усталый до боли, но все равно в нем слышится тень знакомого смеха. – Не хочется разочаровывать вас, парень и девчонки, но это не конец урагана. Мы просто оказались в его безветренном центре, это называется глаз урагана. Немного погодя ураган вернется с другого направления.
– О, нет, – всхлипнула Мэрили. – Нет, Джимкорбин. Лодка больше не выдержит.
– Конечно. Она не выдержит и пятнадцати минут такого избиения. Что ж, друзья, – его синие губы улыбались, – приятно было с вами познакомиться. Я…
– Джимкорбин! – закричала Бессальтон с другой стороны мачты. – Дикар! Смотрите. Вон туда!
Дикар, преодолевая сопротивление ремней, повернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, куда указывает напряженная дрожащая рука. Волны. Черная туча. И что-то более темное, чем туча, бесформенное…
– Земля! – ахнул Джимкорбин. – Это земля!
Мэрили смогла протянуть руку, дотянулась до Дикара.
– Дикар, – прошептала она. – Ты слышал, Дикар? Это земля, и мы спасены.
– Подождите, – сказал Джимкорбин. – Все подождите. Этот берег, чем бы он ни был, по крайней мере в двух милях от нас, может, больше. Нас несет параллельно ему или чуть в сторону от него. У нас нет паруса и, даже если бы был, нет ветра. Как нам до него добраться?
– Конечно, на двигателе, – сказал Дикар, удивленный тем, что Джимкорбин об этом забыл. – Включим двигатель и…
– Посмотри. – Джимкорбин подбородком показал на корму. Дикар посмотрел и увидел несколько изогнутых болтов, торчащих из расколотой доски, рваный шланг. И больше ничего. – Мотор давно ушел за борт, и боюсь, что весла тоже. Если бы у нас были крылья, может быть…
– У нас есть руки и ноги. – Дикар пощупал пояс. Нож по-прежнему на нем. – Сколько у нас времени, Джимкорбин, до возвращения урагана?
– Час, может быть. Или чуть больше.
– Достаточно времени, чтобы доплыть. – Нож уже перерезал ремни, освободив Дикара. – Но нужно торопиться.
Джимкорбин разрезал веревки, привязывавшие его к обломку мачты, Дикар тем временем освобождал Мэрили. Затем, освободив Бессальтон, Джимкорбин сказал:
– Акул нет, буря загнала их на дно. Есть шанс, очень небольшой шанс на то, что мы вывернемся.
Дикар срывал тряпки, в которые буря превратила его мундир.
– Раздевайся, Джимкобрин. Быстрей!
Девочкам не нужно было говорить. Они снимали мокрые саронги, увязывали волосы, светлые и черные, узлом на голове.
– Чего ты ждешь?
Джимкорбин смотрел на другую сторону лодки.
– Я… я… – запинался он, лицо его покраснело, – я знаю, что нужно, но…
– Но что? – спросил Дикар, удивляясь, что могло случиться с Джимкорбином. – Мы пойдем наперегонки с бурей, и нужно избавиться от всего, что может помешать.
– Я знаю, но…
Мэрили схватила Джимкорбина за руку и повернула его к себе.
– Идиот! – крикнула она. Такой сердитой Дикар никогда ее не видел. – Стыдишься увидеть меня и Бессальтон без одежды и самому показаться голым.
Дикар все равно не мог понять, что мешает Джимкорбину, как не мог понять, почему Уолт заставил Группу в Веспойнте одеться: Мальчиков в оленьи шкуры, Девочек в саронги. Чего можно стыдиться в своем теле?
– Тебе нужно стыдиться грязи, – говорила Мэрили. – Это она заставляет тебя стыдиться.
– Но… но, Мэрили…
– О, я знаю, – прервала она его. – Это не твоя вина. Тебя приучили думать, что тело, которое дал тебе бог, грязное и что его всегда нужно прятать. – Что ж, – она пожала плечами и отпустила его, – если предпочитаешь утонуть, мы с Бессальтон все равно увидим тебя обнаженным. Но не жди, что мы будем такими дурами.
– Ты победила.
Джимкорбин улыбнулся, как ребенок, которого застали за какой-то глупостью. И начал снимать мундир.
Дикар поднял руку над головой, опустил ее в воду и оттолкнулся ногами. Зажмурившись от соленой воды, он поднял вторую руку, опустил и оттолкнулся.