Завтра. Гром завтра. Солнечный восход завтра. Долгая дорога в завтра

Так чиста и прозрачна была вода, что лодка, казалось, не плывет по ее поверхности, а висит в воздухе, освещенная тревожным красновато-желтым светом как сверху, так и снизу.

– Девочкам лучше уйти в каюту, пока мы не отошли от суши, – сказал Джимкорбин. – Мы с Дикаром в мундирах, но если кто-нибудь с берега увидит в подзорную трубу вас…

– А где каюта? – спросила Мэрили, осматриваясь. – Я ничего не вижу.

– Этот маленький дом впереди у мачты.

– О!

Они ушли, а Дикар стоял, расставив ноги, потому что лодка медленно поднималась и опускалась.

– У меня странное ощущение, – сказал он спустя немного времени. – В животе.

– Будет еще более странно, – с улыбкой ответил Джимкорбин, – прежде чем ты станешь старше. Смотри! Мне кажется, идет ветер. Вон оттуда.

Дикар повернулся в ту сторону, куда показывал Джимкорбин. Они миновали мыс. Далеко на востоке вода больше не была похожа на зеркало.

– Поднимем паруса, – сказал Джимкорбин. – Вот. Я закреплю руль. Помоги мне с этими шкотами. Эй! – Он сжал плечо Дикара. – Что с тобой? Ты оглох?

– Нет, – ответил Дикар. – Я просто смотрел на это облако. Оно очень быстро приближается.

Облако затянуло весь восточный горизонт. Это была черная масса, катящаяся, как дым от влажной древесины, и края клубов были ярко-желтыми.

– На нас идет буря, – сказал Джимкорбин. – Пройдем как можно дальше на юг, прежде чем снова спустить паруса.

Они подняли парус, и ветер пришел и наполнил его. Лодка летела по воде, как большая прекрасная птица, и вода свистела у нее вдоль бортов.

Холодная пена окатила щеки Дикара. Он набрал полные легкие жгучего свежего ветра: слишком долго дышал горячей, парящей атмосферой этого странного леса – и на какое-то время забыл о необычном ощущении в животе.

Но волны становились все больше, лодка поднималась и опускалась, и ощущение вернулось.

– Я болен, – простонал он. – Джимкорбин, мне ужасно плохо.

И в этот момент Девочки выбежали из каюты, с зелеными лицами, с выпученными глазами. Они подбежали к поручню, и в следующее мгновение Дикар был рядом с ними.

Дикар возненавидел Джимкорбина за его звонкий смех и вполне мог бы убить его, если бы не был очень занят.

Немного погодя он почувствовал себя лучше.

– Иди в каюту и ложись, – сказал ему Джимкорбин. – Девочек я уже отослал.

Дикар был так слаб, что ему пришлось держаться за разные предметы, когда он тащился по палубе. Мэрили лежала на чем-то вроде полки у одной стены, Бессальтон страдала на такой же полке вдоль другой стены, поэтому Дикар лег на пол и закрыл глаза.

С закрытыми глазами он почувствовал себя немного лучше, медленные подъемы и спуски лодки действовали успокаивающе, и он уснул.

* * *

Лес, по которому он шел, был темным и зловещим, и земля под ногами поднималась и опускалась, поднималась и опускалась очень странным образом.

Где-то закричала Мэрили, и черный зверь прыгнул на Дикара, и другой зверь вцепился в него, и это упала Мэрили, и вцепилась Бессальтон. Она прилетела с другого конца каюты, потому что пол наклонился и уходил вверх от того места, где они лежали. Снаружи была ночь, слышался громкий свист и ужасный треск, и Джимкорбин кричал что-то, чего Дикар не мог понять.

Он как-то сумел освободиться от Девочек и добраться до двери каюты. Она была заперта. Что-то снаружи держало ее, и Дикару потребовалась вся сила, чтобы открыть дверь.

Дверь держал ветер, он завыл и прижал Дикара к стене каюты. Дикар смотрел на дикий простор воды, уходящий к ночному небу. Нет, не к ночному. Ужасный зловещий свет заполнял воздух, и небо было черной массой, катящейся клубами, зажатыми между желтым и этим ужасным светом.

Громкий треск – это парус. Джимкорбин сражается со шкотами, его рот открыт, он что-то кричит Дикару. Парус разорвался на сотни плещущихся лент, которые оторвались от мачты.

Дикар боролся с наклоном палубы, боролся с ветром, пока ему не удалось одной рукой ухватиться за мачту, за которую цеплялся Джимкорбин.

– Что это? – крикнул он. – Буря?

– Какая буря! – в ухо ему крикнул Джимкорбин. – Это… ураган!

Глава XVI. Спасаясь от урагана

Не было ни верха, ни низа, ни востока, ни запада. Очень долго мир был только ревущим безумием, которое с кошмарным упорством било по Дикару.

Он очень смутно понимал, что еще жив. Смутно сознавал, что неопределенные фигуры, которые он видел, когда ярость бури слегка ослабевала, это Джимкорбин, и Мэрили, и Бессальтон. При первых яростных порывах они вывели Девочек из каюты и привязали веревками к мачте.

Каюты больше не было. И мачты не было, только неровный обломок торчал из сумбура пены, которая все время течет по палубе, поднимаясь до колен, до пояса Дикару, пытаясь порвать ремни, которые врезаются в его тело.

Толстая, как ствол дерева, мачта сломалась посредине в нескольких футах над его головой, и так громко ревела буря, что Дикар этого не слышал. Так велика была сила урагана, что обломок мачты и прикрепленные к ней шкоты унесло во мрак, как сухой лист на осеннем ветру, и поэтому обломок не раздавил людей-пигмеев, привязанных к остатку мачты.