Пробежав несколько кварталов на север, она добралась до перекрестка, где находился Бельведер. Заглянув за угол, она с облегчением обнаружила, что улица пуста – никаких призраков ее прошлого или настоящего. Она побежала быстрее, мимо древней парочки стариков, прогуливающихся под ручку, мимо продавца хот-догов, готовящего свой лоток к предстоящему дню. Невозмутимость города придавала ей уверенности. Нью-Йорк способен справиться с любым личным кризисом, он в любом случае видал и похуже.
На углу Централ-Парк-Вест и Восемьдесят шестой загорелся красный, Элис, запыхавшись, согнулась и уперлась руками в колени. Рядом скакала на месте какая-то бегунья в наушниках. Элис не обратила на нее внимания, пока женщина не помахала рукой прямо у нее перед носом.
– Доброе утро, – сказала Элис.
– Ты прикинь. – Женщина задвигала ногами быстрее, как боец в суперлегком весе, и принялась боксировать в воздухе. – Ты говоришь, что у тебя день рождения, и та-да-да-да! У меня тоже день рождения! – Женщина зашлась истерическим смехом от своих же слов. – Шучу, у меня день рождения в другой день. С сорокалетием, дамочка!
Не успела Элис понять, что происходит, как на ней сомкнулись потные объятия незнакомки.
– Ого, спасибо… – пробормотала Элис. Когда женщина отстранилась, Элис всмотрелась в ее лицо. Бельведерская мамочка, та еще заноза в заднице. Как там ее – Мэри-Элизабет или Мэри-Кэтрин. У них учились двое мальчишек, одного из которых чуть было не выперли из детского сада, потому что он вечно кусался. Феликс и Гораций. Точно! Элис вспомнила их аккуратные стрижки и маньяческие замашки.
– Откуда ты узнала?
Мэри-Кэтрин-Элизабет помахала в воздухе телефоном.
– Ты же сама всю Инсту завалила фотографиями, алло. Видела фотку с твоими детишками и тортом, так мило. Мои все на безглютеновой диете, потому что от него они становятся… – Она закрыла глаза и покрутила пальцами у висков. – Но мы наконец-то нашли няню, новую, так что вечером с Итаном оба будем. После целого дня с детьми мне точно понадобится пара коктейлей. – Она состроила очередную гипертрофированную гримасу. – Ладненько, надо закрывать мили. Заботимся о себе! Увидимся! – С этими словами она пулей устремилась на другую сторону, в несколько размашистых прыжков преодолела переход и, свернув к югу, исчезла в парке.
Элис устраивала вечеринку в честь дня рождения. Снова. Она достала телефон, чтобы написать Сэм, но зацепилась взглядом за их скудную переписку. В основном сообщения от Элис в синих пузырях:
Еще шесть минут заняла пробежка до Помандер-уок. В переулке за ограждением было тихо, но это ненадолго. Элис открыла калитку и поспешила к дому отца. Ей не хотелось столкнуться с кем-нибудь из соседей, потому что она не знала ответов даже на самые простые вопросы. Даже вопрос «Как дела?» представлял собой экзистенциальное минное поле. Элис закрыла за собой дверь, и у ее ног тут же возникла Урсула. Элис нагнулась, взяла кошку на руки и прижала к груди.
– Привет. Мр-р‑р‑р, – промурлыкала она в черную шерсть Урсулы, тихонько, на случай если отец дома и еще спит. Свет нигде не горел, но уже начало светать, и она вполне могла сориентироваться. Она бы нашла дорогу даже вслепую. В конце коридора она потянулась к ручке двери отца, но замешкалась. Что она хотела там увидеть? Она хотела увидеть, как ее отец там спокойно спит? Или увидеть пустую постель? Вместо этого она взялась за ручку собственной спальни и распахнула дверь.
На полу лежал ковер. На вид старый и дорогой, возможно, турецкий. Не исключено, что он всегда был там, похороненный под грудами ее пожитков, но она не помнила, чтобы он хоть раз попадался ей на глаза. На месте, где должна была стоять ее кровать, красовался стол – большой, красивый, деревянный стол.
– Какого хрена, – пробормотала Элис. Урсула спрыгнула с ее рук и со стуком приземлилась на пол. Элис открыла свой шкаф и обнаружила там аккуратно развешанные вещи, стопки полотенец и постельного белья. Ничего из этого ей не принадлежало. – Какого хрена?
Элис попятилась из комнаты и остановилась у двери отцовой спальни. Тихонько постучала и приложила ухо к двери. Изнутри не доносилось ни звука, так что она постучала еще раз и повернула дверную ручку.
Кровать Леонарда была пуста и аккуратно заправлена, как всегда: сверху лежали четыре подушки, знакомый узорчатый плед туго натянут и подоткнут с обеих сторон. Элис закрыла дверь и пошла обратно по коридору. Урсула мяукнула, явно прося кормежки со всем доступным ей изяществом, и Элис, достав из шкафа свежую банку консервов, вывалила ее содержимое в миску, которая стояла на своем обычном месте – в маленьком подносике на полу.