Завтрашний ветер

стал основателем новой, социалистической граждан-

ственности. Ошибки его опыта не надо повторять, но

не надо забывать его победы. Маяковский вечный

победил Маяковского временного. Но без временного

Маяковского не было бы Маяковского вечного.

Существует примитивная теория, имеющая хож-

дение на Западе: Маяковский дореволюционный —

поэт протеста, Маяковский послереволюционный —

поэт-конформист. Фальшивая легенда. Не было Мая-

ковского ни дореволюционного, ни послереволюцион-

ного — существует один неделимый революционный

Маяковский. Маяковский всегда оставался поэтом

протеста. Его утверждение молодой социалистиче-

ской республики — это тоже протест против тех,

кто ее не хотел признавать. Поэзия Маяковского —

это никогда не прекращавшийся протест против то-

418

го, что «много всяких разных мерзавцев ходит по

нашей земле и вокруг». Моральное право бороться

с зарубежными мерзавцами Маяковский честно за-

воевал своей постоянной борьбой с мерзавцами внут-

ренними. Еше в двадцатых он писал: «Опутали ре-

волюцию обывательщины нити. Страшнее Врангеля

обывательский быт. Скорее головы канарейкам

сверните, чтобы коммунизм канарейками не был

побит!» Разве можно автора «Прозаседавшихся»,

«Бюрократиады», «Фабрики бюрократов», «Клопа»,

«Бани» назвать конформистом?

Производственные издержки были у Маяковского,

но упреки, направленные в прошлое, — схоластика.

Имитация поэтического метода Маяковского безна-

дежна, потому что этот метод был продиктован ис-

торией в определенный переломный период. Сейчас

нам не нужны агитки на уровне политического лик-

беза. Мы выросли из многих стихов Маяковского,

но до некоторых еще, может быть, не доросли.

И порой кажется, что вовсе не из прошлого, а из

еще туманного будущего доносится его голос, по-

добный басу пробивающегося к нам парохода:

СЛУШАЙТЕ, ТОВАРИЩИ ПОТОМКИ...

САМЫЙ РУССКИЙ ПОЭТ

Да не обидятся на меня ни мертвые, ни живые,

по именно так я думаю о Есенине. Это не означает

самый великий.

Самый великий был Пушкин. Обаяние сказок

Арины Родионовны сплелось в Пушкине с эллинским

чувством гармонии, с ренессансным мироощущени-

ем, с французским свободомыслием. Пушкин — итог

усвоения Россией всей мировой культуры. Пушкин

даже о мальчике, играющем в «свайки», мог напи-

сать гекзаметром. Замечу, однако, что, несмотря на

блестящее знание французского, стихи Пушкина на

этом языке — средние. Поэтический язык можно

впитать только с молоком. Пушкин вряд ли мог по-

тягаться с Шекспиром на его языке и в его исто-

рии. Но основу для последующих переводов Шекс-

пира заложил именно Пушкин, не механически, а

естественно воплотив в «Борисе Годунове» шекс-

14*

419

пировскую интонацию, размах драматургического

эпоса, ведущую шекспировскую тему — призраки

невинно убиенных. Пушкин — вбирание всего гени-

ального, созданного человечеством, в русский язык.

Поэзия Есенина — явление самородное. Есенин-

ская интонация обладает волшебным блеском того

минерала, который существует лишь в структуре

русской земли. Поэзия Есенина — дитя только рус-

ской природы и только русского языка, включая

сказки, частушки, крестьянские песни, пословицы и

поговорки, полусохранившиеся с древних времен за-

клинания, причитания, обрядовые хоры.

Многие поэтические современники Есенина писа-

ли под влиянием Бодлера, Верхарна, Уитмена, Ме-

терлинка, а иногда Ницше и даже Пшибышевского.

В символистах чувствовалось влияние импрессио-

нистской живописи, в футуристах — раннего кубиз-

ма. А Есенин начал писать так, как будто всего это-

го не было, а были только березы, песни под таль-

янку на околицах да иконы в красных углах изб.

Журналы «Весы», «Аполлон», «Мир искусства»,

все литературные и окололитературные дискуссии

того времени не оказали никакого влияния на ран-

него Есенина, как будто не существовали. Это не

было нарочитым отгораживанием от культуры. Есе-

нин не был таким уж малограмотным, как хотелось

бы тем его подражателям, которые самодовольно

прозябают в надменной малограмотности. Они счи-

тают, что достаточно воскликнуть «Гой, ты Русь...»,

и они — есенины. Квасное бодрячество Есенину бы-

ло вовсе не свойственно. Оно свойственно людям с

психологией лавочников, а не крестьян. Психология

лавочников зиждется на крикливой гордости свои-

ми народными корнями, хотя корни эти ими самими

давно обрублены. Человек с действительно глубоки-

ми корнями не хвастается ими, потому что это для

него так же нелепо, как хвастаться собственными

ногами, на которых он стоит. Хвастаются обычно

тем, чего нет: бессовестные — совестью, трусы —

смелостью. В народных песнях, таких, как «Дого-

рай, гори, моя лучина...», «Славное море — священ-

ный Байкал», «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина»,

нет никакого национального хвастовства, и поэтому

эти песни — подлинно народные.

420

Есенин — самый русский поэт, потому что никто,

кроме него, не умел так, «по-русски рубаху рванув

на груди», вывернуть, выпотрошить всю свою душу

н даже сам себя обвинить так, как и худшему его

врагу в голову не приходило. Это. — чисто русская

черта. Эта черта иногда напоминает фразу «самоуни-

чижение — паче гордости». Покаешься, поколотишь

слезно в свою грешную грудь кулаком, а потом мож-