Завтрашний ветер

Сталинград, а Сталинграду не нужно было быть ка-

питалистическим, чтобы понимать Ковентри. Но

между Ковентри и Сталинградом опустился желез-

ный занавес. В 1947 году Трумэн издал приказ, со-

гласно которому более двух миллионов американских

служащих подлежали проверке на лояльность. В го-

ды войны были выпущены американские фильмы

«Песня о России», «Северная звезда», «Миссия в

Москву», воспевшие союзническую дружбу советско-

го и американского народов. Я смотрел эти фильмы,

когда был еще сопливым мальчишкой в Сибири. Эти

фильмы были наивны, но трогательны. Можно ли

было представить, что сразу после войны начнется

лихорадочная охота за ведьмами в Голливуде? Писа-

телю Альва Бесси инкриминировали даже участие

в рядах добровольческого американского батальона

в Испании. «Это не вы здесь нас судите, — бросил

в лицо комиссии по расследованию антиамериканской

деятельности Джон Говард Лоусон,— это вы стоите

перед судом американского народа». В результате

травли умерли артисты Мэри Крисченс и Джон Бра-

ун, покончили с собой Ф. Лей и жена осужденного ре-

жиссера Дитриха. Во время войны фашисты разоб-

рали уникальный алтарь, сделанный польским скуль-

птором тринадцатого века Витом Ствошем, и вывезли

его в Германию. После того как польский доку-

ментальный фильм «Вит Ствош» был показан в ки-

нотеатре «Джорджтаун» в Вашингтоне, владельца

кинотеатра вызвали в комиссию Маккарти по обви-

нению в подрывной деятельности.

В День Победы я был на Красной площади и пом-

ню, как мы восторженно подбрасывали в воздух аме-

риканских и английских офицеров. Совсем еще юный

поэт, я в 1949—1950 годах захаживал в коктейль-холл

на улице Горького и помню одного американца —

в ярких желтых ботинках, с каким-то немыслимым

галстуком, похожим на хвост павлина,— кажется, этот

американец был из посольства. Да откуда же он еще

мог быть, ведь тогда у нас не было иностранных ту-

ристов. Американец сидел всегда один за столиком,

попыхивал трубкой и насмешливо наблюдал, как,

несмотря на очередь у дверей, никто не решался под-

сесть к нему за столик. Теперь мы уже не подбрасы-

вали союзников в воздух. Казалось, что самого воз-

духа не было. Как это странно вспомнить сейчас,

когда молодые американцы с бахромой на джинсах

и с гитарами стали неотъемлемой частью пейзажа

Москвы; когда совсем недавно я пил водку в золото-

искательском городе Алдан с представителем амери-

канской компании, инструктирующим сибирских ра-

бочих, как управлять катерпиллерами; когда тысячи

москвичей слушают во Дворце спорта американский

джаз или музыку Бриттена в Консерватории, а тыся-

чи ньюйоркцев приходят в Мэдисон сквер гарден,

в Фелт Форум послушать русского поэта. Нужно

быть слепцом, чтобы не понимать того, что мы живем

в новую эру. Разве это не новая эра, когда все чело-

вечество следит у своих телевизоров, как медленно

сближаются где-то в космосе руки людей, принадле-

жащих к разным народам, разным политическим

системам,— но все-таки руки, сумевшие пробиться

друг к другу сквозь железный занавес политическо-

го расизма?-

ОСКОЛКИ ЖЕЛЕЗНОГО ЗАНАВЕСА В ГЛАЗАХ

Я горд тем, что именно наша страна прорвала

железный занавес. Переломный момент наступил,

когда Москва распахнула двери нескольким тысячам

молодых иностранцев, съехавшимся на Всемирный

фестиваль молодежи,— в один день в Москве оказа-

лось столько иностранцев, сколько не было примерно

за двадцать пять предшествующих лет. Однако оскол-

ки железного занавеса крепко застряли в глазах не-

которых людей. Идеологические капитаны-крабы про-

должали царапать своими клешнями дно корабля

истории. В 1960 году на фестивале в Хельсинки я впер-

вые лицом к лицу столкнулся с политическим расиз-

мом в действии, когда фашиствующие молодчики пыта-

лись разгромить советский клуб. Помню одну нашу

балерину, еще девочку,— во время концерта под ан-

тикоммунистические выкрики ее забросали камнями и

пустыми бутылками, повредив ногу. Худенькие плечи

балерины вздрагивали—она плакала и растерянно

спрашивала: «За что?» В Нью-Йорке в офисе покой-

и .го Сола Юрока—импресарио, организовавшего кон-

церты советских артистов, была подложена бомба, и

н результате взрыва погибла ни в чем не повинная

>етарша Айрис Кунис. Этот политический расизм

и почувствовал и на себе, когда, едва только начал

чтить лирическое стихотворение о любви «Краде-

ные яблоки» в Сан-Поле, штат Миннеаполис, меня

сбили с ног, сбросили со сцены и стали бить нога-

ми. Во время вручения мне профессорской мантии

и Киипс-колледже улюлюкающие хулиганы разорва-

ли ее в клочья. Когда я приехал в Гонконг, одна из

и!ы\ о нч написала, что я прибыл сюда с секрет-

поп миссией переговоров с тайваньскими представи-

телями на предмет установления в Тайване ракет, на-

правленных против континентального Китая (!).

В Австралии было совершено нападение на Андрея

Вознесенского, которого по-братски защитили амери-

канские поэты Ферлингетти и Гинсберг. Так же по-

братски меня защищали своими крепкими кулаками

американские слушатели, и снова возникало счастли-

вое чувство второго фронта. Но разве хотя бы один

артист или поэт, приезжая с Запада, испытывал у

нас, в Советском Союзе, атаки на его искусство? Разве