В течение моего первого дня в качестве администратора компания
– Если бы я была колокольчиком, я бы заиграла динь-дон… что-то там.
Похоже, у меня нет других обязанностей. Нет расходных материалов, которые нужно заказать. Нет встреч, которые нужно запланировать. Итак, вот офисный коан[24]
: если нет никаких звонков, которые нужно принимать, наша героиня все еще работает секретарем в приемной? МутностьЯ обдумываю это, сидя в своем скрипучем кресле, ожидая звонка по видавшему виды телефону, который, однако, молчит, пытаясь ответить на вопросы, которые я не могу задать и неправильно формулирую. Я бы сказала, что никогда не представляла, что нечто настолько опасное может казаться таким скучным. С другой стороны, у меня был незащищенный секс с художником по свету. Тем не менее это не совсем скучно. Хотя нет, совсем. Однако под этим скрывается ощутимый трепет тайны, несокрушимое удовлетворение. Потому что я заставила всех этих людей поверить, что я Нора. Я идеально сыграла свою роль – играю свою роль – прячась у всех на виду. Это то, чего я всегда хотела. Исчезнуть на глазах у всех. Но пока двери остаются закрытыми, никто этого не замечает.
К концу первого дня Нора прочитала
Радж отпускает меня около пяти, после чего я тащусь к метро, снимаю парик и встряхиваю волосами, хотя и не без некоторого небольшого острого укола сожаления, возвращаюсь к себе. Сойдя с поезда, я направляюсь по авеню А в Джиггер, заведение, где раньше работал Винни Мендоса, – закусочную за старым магазином трав. Пока что я спрятала Нору, но рабочий день еще не окончен. Пока нет. Увидев фотографию на столе Раджа, я должна дать еще одно небольшое выступление, на бис.
Пройдя мимо магазина и двери, усиленной сталью, я сажусь за барную стойку. Чернокожая женщина с волосами в стиле 1920-х годов, одетая в стандартный галстук-бабочку и фартук, ставит передо мной меню и миску с орехами, покрытыми васаби. Она на мгновение встречается со мной взглядом. Ей не нравится то, что она видит. Одинокие девушки не склонны давать хорошие чаевые. Я надеваю другую маску, менее нарочитую, чем та, что я надеваю для Норы, но более доступную, чем мое обычное выражение лица.
– Водку с мартини, пожалуйста, – заказываю я. – Взболтать и смешать.
Если она и уловила шутку, то не подала виду, помешивая мартини в течение тридцати секунд, прежде чем бесшумно поставить его на подставку.
Я делаю резкий глоток.
– Совершенство, – говорю я и протягиваю двадцатку – между прочим, значительную часть дневного оклада Норы, – через стойку бара. – Без сдачи. Здесь работает мой друг. Я его давно не видела. Его зовут Винни. Ты его знаешь? Он работает сегодня вечером?
Ее высокомерие испаряется, и она смотрит на меня с неподдельной тревогой.
– О боже, – почти стонет она. – Винни, ты имеешь в виду, Винни Мендосу?
Я выжидающе киваю.
– О боже мой. Мне так жаль. Но он, эм-м… Он умер.
– Он что?! – Я изображаю шок.
– Ты знала, что у него проблемы с наркотиками, верно? – говорит она, протирая стойку бара там, где нет пятен. – Я имею в виду, я начала работать здесь только в конце лета. Но мы отработали несколько смен вместе, и мне стало совершенно очевидно, что у него зависимость.
– Да, конечно. Но я не думала, что все так плохо.
– Оказывается, так плохо. У него случилась передозировка сразу после Дня благодарения. Они нашли его в парке. – Она вздергивает подбородок в восточном направлении. – На Томпкинс-сквер. Один из других барменов сказал мне, что крысы уже… Забудь об этом. Ты сказала, что знала его?
– Еще с тех времен, когда он был работником сцены, – отвечаю я, проглатывая очередной кусок. – Я актриса. Была, по крайней мере. Мы потеряли связь на некоторое время, но я слышала, что он работал здесь, и вроде бы еще в каком-то онлайн-стартапе? Он упоминал об этом?