- Ох, не то слово! – бодро ответил отец. – Завтракаете? Отлично!
Он вырвался из объятий жены, шагнул к столу, разломил хлеб и кивнул детям. Володя и Настя молча сели.
- Молока может…?
- Не время. После службы разговеемся.
- Как вы там…?
- Ничего. Сдюжили.
- Много их было?
- С полсотни. Но сволочь отборная. Вожак ихний, гнида казематная. Соплей перешибешь, а все туда же: мы за народ, мол. Я ему коленом в ухо двинул от имени народа. Ты, говорю, у народа спросил, чтоб от моего имени… Мы, говорит, против снижения пенсионного возраста. Да кто у тебя, падло, спрашивал-то! Сказано шестьдесят, значит шестьдесят…
- Мы уж готовы, - как бы невзначай обронила мать.
- Да! Пора.
В церкви был аншлаг. Мать с Настей протиснулись внутрь, а Володя с отцом остались снаружи. Между старых могил прошли знакомой тропкой к почерневшей скамейке. Отец закурил, заметил пятна засохшей крови на штанах, попробовал их ногтем, выругался и пытливо поглядел на Володю.
- Записал?
- Я запомню.
- Смотри, проверю. Все на память надеешься, а Департамент Народных Коммуникаций прямо рекомендует: записывать. Брань на святом месте прощать нельзя никому. Порядок в государстве держится только на уважении к святыням, понял?
- Говорю же: запомню, - упрямо повторил Володя.
- Кабы не… - отец окинул пейзаж досадливым взглядом, - двинул бы по загривку…
- Бать…
- Ну?
- Я жениться хочу.
- Но! – усмехнулся отец. - Женись, коли невесту сыскал.
- На Настасье.
- На сестре, что ль?
- Но…
- Дурак ты, Вовка. Как есть дурак.
- Чо дурак-то…
- То! Оглядись вокруг: парней нормальных нет. Каждый второй не больной, так покалеченный. Ты хлопец справный, руки-ноги на месте, голова на плечах, причиндалы работают. А у главы района три дочери – вот куда надо клинья подбивать. Там и связи, деньги.
- На черта оно мне…
Отец тяжелой ладонью приложил сына по затылку.
- Не бранись в святом месте!
- Ты запиши, - съязвил Володя.
- Не умничай, сопляк! Взял моду! Хрен тебе, а не жениться. Что в приданое получишь, подумал? Что я тебе за Настасьей дам? Что у меня есть? Драндулет раздолбанный, да хата в одну комнату… - отец внезапно осекся и пристально посмотрел на Володю. - Ты с Настасьей не это?
- Чего?
- Чего, чего… Это самое. Не было у вас?
- Совсем сдурел?! – вспыхнул Володя.
- Ладно, ладно… А то знаешь.
- Знаю.
- Ладно. После договорим. Пошли. Негоже службу пропускать.
Они прошли в храм, где стало чуть свободнее – народ, не выдерживая духоты, тянулся к выходу. Только в первых рядах, в зоне дуновения кондиционера, отделенные красной бархатной лентой, сидели Глава Управы с женой и Сотник Народного Правопорядка.
Служба шла праздничная, полиелейная. Протодиакон Леонтий, подтянутый сорокалетний мужик в парадном одеянии, при орденах на парчовом ораре, служил звучным басом, не заглядывая в псалтырь. Певчие вдохновенно выводили божественные ноты под взмахи регента. По всему выходило, что служить еще часа два, однако после чтения жития Святого царя Иоанна Четвертого Справедливого отец Леонтий плавно свернул действо и приступил к проповеди.
Володя обрадовался. Он любил недлинные, но бойкие речи протодиакона. Настоятель говорил простыми, понятными словами без старозаветной зауми.