Здравствуй, труп

Посреди арендуемого им закутка, заставленного дешевыми спальнями и громоздкими мягкими уголками времен царя Гороха, скучала Катерина. Двадцатилетняя девушка с антрацитово-черными волосами, кукольной внешностью и карими глазами, лишенными какой бы то ни было мысли, пялилась в переносной телевизор. Ее должность называлась ««менеджер по продажам», чем она невероятно гордилась. Представляясь покупателям, Катерина приосанивалась и высоко вскидывала хорошенькую безмозглую головку, искренне полагая, что иностранное слово «менеджер» делает ее на голову выше простых смертных.

— Здравствуй, Катерина. Бездельничаешь? — нарочито строго приветствовал ее Павел.

— Ой, Пал Андреич? Доброе утро. Щас я. Щас.

Девушка подхватилась, быстро вытащила из стола салфетку, полироль для мебели и принялась усердно тереть ближайший шкаф. Она старалась изо всех сил, хлипкий шкаф заходил ходуном, грозя прихлопнуть ее качающимися антресолями.

— Ладно, ладно. Не суетись, — смягчившись, Павел похлопал ее по узкой спине, расчерченной узкими полосками бретелек. — Как торговля?

— Плохо, — пожаловалась Катя, поднимаясь с колен. — С этими убийствами народ вообще по магазинам перестал ходить. Только и знают, что языками чесать. Что да кто? Да кто кого?

— Ну и что говорят? Кто кого? — с деланным безразличием поинтересовался Павел и отвел глаза в сторону.

— Да кто что говорит, — махнула Катя пыльной салфеткой. — Кто говорит, что свои же Каспарова и прихлопнули. Так, говорят, ему и надо, буржую недорезанному. Кто говорит, что заезжие бандюги сработали. Наши-то все им давно куплены — перекуплены. Только мне без разницы, третий день торговли нет. Без зарплаты оставите, — Катя жалобно посмотрела на Павла.

— Ничего, Катерина. Не переживай. Утрясется. Пошумят и перестанут. Все хорошо будет. Бог даст, дела в гору пойдут, — ответил Павел, задумчиво листая рекламный буклет.

Оглядев колонны топорной мебели в торговом зале, он отправился на склад. В подвале никого не было, бригада грузчиков приезжала только под конкретный заказ. Тускло горел желтый фонарь, освещавший грубо сколоченные ящики со сборными кроватями, стенками и прочей дребеденью. Павел присел на краешек криво сколоченного, ощетинившегося мелкими щепками короба и задумался.

В кармане нервно заверещал мобильник, он нехотя откинул крышку и взглянул на экран, номер был ему незнаком. Павлу отчего-то сделалось нехорошо, сердце застучало, противно засосало под ложечкой, ему захотелось выбросить назойливо жужжащее устройство и больше никогда к нему не прикасаться, но он пересилил себя и глухо произнес:

— Алло.

— Здорово, Паша. Как поживаешь, дорогой? — сиплый мужской баритон показался Павлу знакомым, но он не мог сообразить, где и когда он его слышал.

— Нормально.

Настороженный тон Павла не ускользнул от внимания звонившего, он коротко хохотнул и продолжил:

— Не узнал?

— Нет.

— Оно и понятно, ты ко мне уж года три не заглядывал. И зря, — продолжал насмехаться мужчина. — Алекс тебя беспокоит. Раджа. Запамятовал?

Павла осенило. Ну конечно. Как же он мог забыть? Этот гаденький, вечно простуженный голос принадлежал владельцу единственного в городе казино, бывшему уголовнику Алексею Кривоносу, по кличке Раджа. Маленького роста, с колючими глазами, лысый, как бильярдный шар, Раджа держал в страхе всю местную братву и постоянно ходил в сопровождении двух бритоголовых телохранителей — двухметровых горилл с паштетом вместо мозгов. Одевался Раджа просто, без затей, зато ездил на люксовой ручной сборки «феррари» с гоночным двигателем. У богатых, как говорится, свои причуды.

— Здравствуй, Алекс, — отозвался Павел. — Чему обязан?

— Ой, обязан, родной, так обязан, что и сказать нельзя, — Алекс откровенно издевался, — заскочи, дружок, ко мне. Разговор есть.

— С какой стати? У нас с тобой отродясь общих дел не водилось, — мрачно отрезал Павел.

— Это было раньше. А теперь есть. На сто тысяч евро. Как говорится, не пень — собакам писать, — в голосе Раджи зазвенел металл. — Я, Паша, не шучу. В половине первого в клубе. Повторного приглашения не будет.

Трубка в руках Павла тоненько запищала, Раджа отключился. При упоминании о ста тысячах евро Павлу показалось, что стены подвала зашатались и вот-вот обрушатся на голову, он инстинктивно ухватился за шершавые доски ящика, чтобы не упасть. Вот оно! Алекс знает о его причастности к смерти Андрона! Что делать? Павлу казалось, что он плутает по нескончаемому лабиринту, еще шаг, и он выберется наружу, к свету, жизни, солнцу! Но за следующим поворотом вновь оказывается тупик, и он отчаянно колотится в глухую черную стену.

Просидев с полчаса, он взял себя в руки и пошел наверх. Вышел на улицу, немного постоял, подслеповато щурясь на не по-зимнему яркое солнце, и медленно двинулся к машине. Ему хотелось спрятаться. Жиденький ручеек спешащих мимо прохожих действовал на него угнетающе, с недавних пор среди нормальных людей он стал чувствовать себя изгоем.