Зелёная земля

их почти уже мёртвая хватка

не даёт изобилью пролиться с небес -

на тебя, отказавшегося наотрез

от всего, что так просто и сладко.

«Нет, большое спасибо»; «Спасибо, нет-нет!»…

Над тобой уже весь потешается свет -

над затворником с чашкою кофе,

заслоняющим свет напряжённой рукой,

для которого только и дорог покой,

но которому нету покоя.

ПЛАН ГОРОДА

А

Начинаем на площади Нету Ни Кроны,

на старинной, где тьма дорогих ресторанов,

посторонних людей и старательных чаек,

собирающих здесь золотые объедки -

всем объедкам объедки, понятно откуда.

Что касается чаек, то чайки – из моря:

это прямо за площадью Нету Ни Кроны -

судя по постоянному пенью сирены.

Разумеется, море сюда забегает:

украдёт что-нибудь и – сбегает обратно.

А купить всё равно ничего невозможно:

это не для продажи, а так… извините.

Жизнь тут жмётся к домам, ибо плохо одета

и в кармане, как водится, вошь на аркане:

этим не расплатиться не то что за завтрак -

за вчерашник и то даже не расплатиться…

даже просто за право стоять в отдаленьи

от безлюдного завтрака в Нет, Ваша Милость.

А духи вылетают серебряной тучкой -

прямо как бы из «Милости» и, растерявшись

на открытом пространстве, сиреневой точкой

исчезают, оставив на память фиалку -

авангардной старушке из бурого камня.

А хороший дымок от хорошей сигары

улетает, совсем ничего не оставив,

в переулок – кривой, как улыбка паяца.

В

Переулок Да Ну Их уходит налево

и наверх… и без нас – и за ним не угнаться

(разве только совсем уже сильно пригнуться

и бежать сломя голову – только зачем же?).

Для начала смотри не забудь поклониться

двум коротким столбам, за которые цепью

переулок прикован к земле… а иначе,

не сказав ничего, он унёсся бы в небо.

Он и так там почти уже наполовину.

Потому и соскальзывают горожане

по кривой траектории вниз и налево.

А внизу и налево живётся прекрасно:

там такой уголок, где сидит старикашка,

у которого кошка с серебряной шерстью

и певучая банка из жести: как хочешь -

можешь бросить монетку, а можешь – улыбку,

и тогда старикашка попросит у кошки

станцевать тебе танец, и кошка станцует.

После этого лучше усесться в автобус -

тут же, на уголке – и отправиться дальше,

по рассеянной улице – в ту же минуту

забывающей начисто о переулке.

С

Это улица имени Глупостей Всяких -

хоть таких, как, допустим, мешочек со смехом,

чашка с дыркой на дне, два непарных ботинка,

леденец – в виде, скажем, зубного протеза

или вот… шоколадка зелёного цвета.

Это всё, без чего совершенно не нужной -

или, хуже того, совершенно не нежной -

представляется жизнь… то есть просто напрасной.

Но на улице имени Глупостей Всяких

всё полно сокровенного тайного смысла

и живут разлюбезные сердцу ремёсла.

Ибо Божьего промысла час нам неведом,

ибо, неводом черпая воду из моря,

иногда зацепить удаётся такое,

что не знаешь и сам, что потом с этим делать,

а выбрасывать жалко: забавная штука!..

Тут сомненье смеётся в лицо горемыке,

разговаривающему с белой витриной,

где в каком-то немыслимом зимнем пейзаже

размещаются вещи для плаванья: ласты,

два подводных ружья, три весла и корабль -

пассажиры которого (жирная крыса

и тщедушная лошадь) сражаются в карты.

А когда тебе под ноги Бог отфуболит

золотую монету периода Тора,

то теряться и медлить, пожалуй, не стоит:

всё тут Случай – и так же легко, как монету,

мог бы Бог отфутболить твой череп, о Йорик,

скажем, под ноги Гамлету… Или другому.

И смущение корчит гримасу восторга,

а восторг от дождя на восток убегает

по коротенькой лестнице в десять ступенек.

D

Тоже, в общем-то, улочка – с тихим названьем

Ах, Простите… Тут домиков десять-пятнадцать -

без конца извиняющихся перед всеми

за свою малочисленность и престарелость.

В доме номер тринадцать жила ворожея,

ворожившая каждому как заводная

и известная тем, что из всех предсказаний

не сбылось у неё ни одно… ах, простите!

А зато здесь над крышами есть голубятни -

голубей в них немного: по три, по четыре,

но отменных пород и прекрасных расцветок -

и у каждого в клюве письмо с пожеланьем:

скажем, счастья и радости – или здоровья,

или только хотя бы успехов в работе.

Впрочем, тут никому не нужны эти письма:

обитатели улицы поумирали

друг за другом, давно – в прошлом, кажется, веке.

Что касается пышных гортензий на окнах -

поливать их приходит печальная дама

с небольшого бульвара как раз по соседству.

Е

Это старый бульвар под названьем Да Где ж Вы

Были Всё Это Время… – под длинным названьем:

сразу даже не вспомнишь, а если и вспомнишь,

то уже не успеешь сказать, ибо тут же

и кончается этот бульвар – обрываясь

в светлый пруд, где живут бестолковые утки.

Говорить с ними не о чем – разве о вечном,

но уж больно какая-то глупая тема

и не каждый захочет… – покрошит им хлеба

и отправится дальше по берегу пруда,

и промочит ботинки, и, жизнь проклиная,

еле выберется на сухое пространство,

где увидит похожий на детское солнце

перекрёсток – четыре луча в беспорядке:

на каком ни сгореть, а сгореть непременно!

F

Перекресток, похожий на детское солнце,

вообще не имеет названья – и люди,

оказавшись на нём, просто не понимают,