Зеленое движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 1918—1922 гг.

Наживин пишет: «Настроение крестьян в нашем крае было смутное и тяжелое. Большевики определенно и сразу напугали их, хотя здесь они прошли своей Таманской армией только мимоходом, и так как это был медовый месяц большевизма, то они почти совсем не грабили и почти не убивали. Но все же широты их размаха народ определенно испугался и, когда в горах появились первые разъезды добровольцев, многие крестьяне буквально плакали от радости». Однако для борьбы с немногочисленными и неопасными местными большевиками были присланы карательные отряды из горцев с гвардейскими офицерами во главе. Жестоко вели себя и казаки. Кубанцы, отождествляя местных мужиков с большевиками, беззастенчиво грабили, восстанавливая свои потери от большевиков. Из рук вон плохое администрирование, неоправданные показные жестокости, взяточничество естественно сдвигали настроение местных крестьян в «зеленую» сторону. Очередной администратор генерал Корвин-Круковский за считаные дни смог пополнить ряды зеленых нелепой и жестокой трудовой мобилизацией, от которой местные жители, естественно, укрывались в горах.

Зарисовка Наживина о путешествии по побережью такова. «Был вечер. Ехать на ночь сорок верст лошадьми до Геленджика мне определенно не советовали: по дороге шалят «зеленые», — так под цвет зеленых кустиков, называли здесь укрывшихся в них дезертиров. Но я видел уже столько опасностей, что одной больше ничего уже не составляло.

— Ничего, доедем как-нибудь… — успокаивал меня извозчик. — Ну а ежели, между прочим, какие и выйдут, так вы ложитесь в линейке, и я скажу, что везу из больницы тифозного. Авось не стронут.

Поехали. Лежать мне скоро надоело, и я сел. Извозчик неодобрительно покосился на меня. Благополучно проехали цементные заводы, место репутации незавидной, и выехали уже в горы, в места пустынные.

— Ну, слава богу: хулиганов проехали, теперь разбойники начались. — проговорил извозчик.

Я глянул вперед: на ярко освещенном луной шоссе у моста стояло шесть черных молчаливых фигур. Я быстро лег на линейку. Черные фигуры молча подпустили нас к себе, заглянули в линейку и, ни слова не говоря, пропустили мимо.

Проехали благополучно и Кабардинку.

— Ну, теперь слава богу, доедем уж. — сказал ямщик. — Тут уж не грабят.»

Зеленые грабили, убивали одиночных офицеров и солдат, нападали на посты. Приморское шоссе к концу лета 1919 г. окончательно стало непроезжим. Что интересно, А. Марков отмечает психологический перелом. Осенью 1918 г., на подъеме, вскоре после занятия Новороссийска добровольцами, офицеры по одному и по двое ездили и ходили, не опасаясь нападений, даже когда видели костры зеленых на горах. Через неполный год те же люди чувствовали себя окруженными «зеленой стихией», немногочисленные и не очень боевые гарнизоны склонны были в лучшем случае защищать самих себя в укрепленных пунктах, не проявляя желания идти в горы. На небольших пограничных постах офицеры фактически были обреченными заложниками: их солдаты имели связь с зелеными и готовы были сдаться при серьезном нападении, офицер оказывался заведомым призом победителей.

Марков пишет, что летом 1919 г. на стороне белых были фактически только лица, непосредственно связанные с армией. Для большинства населения окрестностей Геленджика, где служил автор, зеленые были своими, а добровольцы — врагами. В таких условиях эффективная борьба с ними, учитывая благоприятнейший рельеф местности, равно как и мало-мальски эффективная работа контрразведки, оказывались невозможны.

В то же время в селах могли благополучно существовать официальные лица от Добровольческой армии, если они были из местных и были в контакте с населением. Так, в Береговом на положении коменданта находился некто Коген, бывший толстовец. Он, безусловно, знал местных зеленых, но жил с ними вполне мирно. Он был зарублен карателями-черноморцами, когда возмутился против расправ.