Земля

Я перевернулся, чтобы подняться, но Никита обрушился сверху, приложил коленом в хрустнувший позвоночник. Последовавший за этим удар по затылку впечатал меня в промёрзшую землю. Я треснулся всем лицом сразу – передними зубами, сыгравшими Щелкунчика, подбородком, носом, лбом…

Секунду спустя Никитина рука, похожая на мускулистый, удушливый крюк, сдавила шею, задрала голову.

Кровь вперемешку со снегом залепила глаза, но я разглядел Алину. Она стояла метрах в пяти, в руке её была монтировка. Вдруг взмахнула, обрушила на что-то. Раздался сочный хруст, словно бы раздавили железную скорлупу. Повторила. Мы все трое замерли.

И тут рука Никиты, словно разрубленная пополам анаконда, медленно ослабила хватку. Колено перестало прижимать меня к земле. Сквозь пелену я видел, как Никита на заплетающихся ногах проковылял вперёд, наклонился и что-то поднял…

Брат держал бездыханные часы за стальной ремешок. Не в силах смотреть на этот кошмар, я спрятал лицо в розовый от крови снег. Он уже не был холодным, наоборот, от него исходило приятное, тающее тепло, а мой отпечаток казался удобным, точно посмертная маска.

Я слушал, как скрипят удаляющиеся шаги Никиты. Потом надо мной прозвучал утомлённый Алинин голос:

– Долго собираешься лежать?

Я ломано, как марионетка, поднялся.

– Пиздец, – констатировала Алина. – Тебя в травмпункт везти надо!

Подумалось, надо хотя бы сымитировать эдакое безоглядное мужество. К губе будто прилип кусочек ореховой скорлупы. Я сплюнул, чувствуя тянущую боль в передних зубах, словно бы после кипяточку хлебнул ледяной воды. Вдруг оцарапал язык о неожиданно острую кромку зуба. Провёл по ней пальцем.

– Выбил, что ли? – прищурилась Алина. – А ну, покажи… Не, просто отломился кусок. Не переживай, нарастить не проблема.

– Я и не переживаю…

– Держи, – она протянула мне футляр. – И съёбываем отсюда, пока Никита не опомнился. Идти сам можешь?

– Могу…

Сели в машину. Тронулись. Несколько минут я наблюдал раскинувшуюся на половину лобового стекла трещину. Она напоминала паутину, навстречу которой я несусь, трепеща комариными крылышками…

Как и предостерегал шутоватый бродяга в школьной форме: “Поскользнулся на пизде”.

Но моё биологическое время всё ещё продолжалось, а вот Никитино подошло к концу.

Что-то случилось со зрением. Может, линзы слетели или же их затянуло под веки. Появилась другая, искажённая резкость, будто я смотрел на мир через какую-то жидкую лупу. Вдруг моргнул – и мир потерял фокус. С удивлением понял, что это слёзы катятся по щекам: “Никита…”

– Больно? – спросила Алина.

Я покачал головой:

– Терпимо… – и глаза снова наполнились увеличительной оптикой слёз.

*****

До сих пор недоумеваю, почему брат пожалел меня. Пожелай он уничтожить мои часы, Алина не стала бы ему мешать. Возможно, у Никиты просто наступил шок оттого, что его убили. Понятно, не физически, а более изощрённо. За это убийство нельзя было притянуть к ответу или подать в суд, ведь разбитые вдребезги биологические часы не влекли за собой физическую смерть. Но я-то знал, что на пустыре за кинотеатром “Смена” свершилось самое настоящее преступление, и я поневоле был его соучастником.

Сейчас мне кажется, что в роковой момент в Никите произошла закономерная переоценка смыслов и ценностей, он опомнился от помрачения ревностью, и братские чувства победили – он решил не увлекать меня за собой в неизвестное посмертие, оставил в живых…

– Не ной, ради бога! – вспылила Алина. – Если бы я не коцнула его часы, он бы тебя искалечил. И вообще, – она посмотрела подозрительно, – что это за херня? Фетиш какой-то семейный? Может, объяснишь?

В другой момент я бы наверняка состряпал удобоваримое объяснение. Но тогда, видимо, находился в состоянии глубочайшего потрясения. Отрешённо глядя на мелькающую ленту дороги, я, слово за слово, всё выложил.

– Какие ещё, в жопу, биологические часы?! – Алина округлила глаза. – Что ты несёшь?

Я сидел с салфеткой в руке, прикладывал её поочерёдно то к рассеченной брови, то к саднящему подбородку.

В машине пахло как в парфюмерном салоне. Это Алина проявила заботу и щедро обрызгала салфетку “Black Orchid”.

– Подожди, я правильно поняла? Отец покупает часы, в предполагаемый момент рождения сына заводит их и годами следит, чтобы они не остановились?..

Мне не понравился её насмешливый тон. Я уже опомнился, отчаянно жалея, что так бездумно открылся в самом сокровенном.

– А потом дарит с наставлением, чтоб сын тоже за часами следил. Такая отечественная разновидность тамагочи. Верно?..

Я лишь кивнул вместо ответа. С брови, как насосавшийся клещ, шлёпнулась на штаны густая капля крови.

– Вы ебанутые, вот честно! – Алина нервно захихикала.

– Не вижу ничего странного! – сказал я резко. В челюсти болезненно стрельнуло, отдало рикошетом в ухо и висок. – Это, скорее, домашняя традиция или ритуал!

Я уронил под ноги промокшую салфетку и достал из пачки новую.

– А он ещё тот приколист, ваш старикан! – продолжала Алина. – Недаром мне понравился!..