Земля

– Каталоги выписывали, заказывали из-за рубежа лучшие образцы продукции. У меня в девяностые в первом магазе чего только не было. У Димона спроси! На стенде канадский “Олдман” стоял за десять косарей! Зелёных, разумеется! Тёмная вишня, с двумя крышками! Резьба, инкрустация – шедевр, одним словом!

– Жалко, наверное, в такую красоту и гвозди забивать.

– На винтах давно всё, – снисходительным тоном поправил Чернаков. – Или ручки поворотные, как на стеклопакетах! У меня даже эконом-класс с винтами в торцах. Гвозди только в кино остались. Ну сам подумай, кто сейчас будет на похоронах молотком стучать?

Я смутился и решил на будущее воздержаться от обывательских ремарок.

– Был америкосовский “Вудсток” из морёного дуба. Крышки подпружиненные, полировка такая, что Страдивари б охуел от зависти! Струны натягивай и ебошь! Смотрел “Визит к Минотавру”? Нет? Да ты чё? Я как раз в армии служил, когда его по телеку показывали. – У Чернакова масляно заблестели глаза. – Там Каменкова молодая играла помощницу следователя. Ну, такая ж цыпа была! Каждую ночь на неё как бешеный надрачивал, – он мечтательно закусил губу и изобразил рукой блудливый жест. Засмеялся. – Сам виноват. А нехер было сессию заваливать на четвёртом курсе!..

Внутри ничто не напоминало депо – разве что сумрачные потолки с закопчёнными исполинскими балками. Чтобы полюбоваться ими, нужно было задирать голову, но только видно их было всё равно плохо, потому что примерно на высоте четырёх метров через весь коридор тянулся стальной трос, на который крепились одинаковые яркие плафоны. Всё пространство делилось перегородками, обшитыми листами гипсокартона.

– Был “Шелдон Вуд” из лиственницы, – вдохновенно вспоминал Чернаков. – Испанские гробы часто заказывал, – он загибал пальцы, – итальянские – бук, орех. Чешские гробы. Хоть и сосна, но суперски обработанная. И с выдумкой – окошечки на верхней крышке, деревянная аппликация, бронза, резьба. В общем, рафинированная европейская эстетика. Но стоили при этом раз в пять меньше.

– А в чём разница?

Чернаков оглянулся, точно нас могли подслушать:

– По сути, ни в чём. Так же, как с тачками. И “мерседес”, и какая-нибудь “шкода” сделаны для того, чтобы перевезти жопу из пункта “А” в пункт “Б”. Всё остальное – вопрос престижа и кошелька. А здесь, – он повёл рукой вдоль внушительного стеллажа, загруженного гробами – красными, синими, лиловыми, фиолетовыми, с чёрной траурной каймой, без неё, в каких-то кружевных оборках, – чистое торжество духа! По шестьсот пятьдесят рэ на похороны эконом-класса…

Как ни странно, печальное их разноцветие не вызывало таких тревожных эмоций, как алый гроб, который при мне грузили в машину люди Чернакова. Может, потому, что эти изделия были ещё ничейными и напоминали мягкую мебель. Да и пахло тут как в мебельном магазине – деревом, столярным клеем, тканями.

За стеллажом в перегородке было проделано подобие низкого окна или проёма, через который тянулась чёрная лента грузового транспортёра, похожая на вывалившийся язык дохлого дракона. Лента соединяла склад с соседним боксом.

– Тут держим стратегический запас на каждый день, – пояснил Чернаков.

– А как же размеры? – я удивился. – Люди-то все разные.

– Одинаковые, – обыденно сказал Чернаков. – Высокие, средние, маленькие. Худые, нормальные, толстые. Держим про запас три длины, три ширины. Универсальные ж ящики. Подогнать под клиента десять минут. За счёт постели десять сантиметров можно двигать. Поточное производство, как в металлургии. В среднем семь – восемь похорон в день. На праздники чуть больше. В жару или в холод тоже чаще мрут. Статистика…

Помолчав, Чернаков сказал:

– Тут сверчки, кстати, водятся. Если не шуметь, они стрекотать начнут. Я раньше думал, проводка шалит.

Мы притихли, лишь со двора доносился приглушённый рык пилорамы. Потом раздался негромкий сыпучий треск, будто пошелестели целлофаном.

– Ага! – воскликнул я. – Слышу…

– Да не, это дерево рассыхается, – покачал головой Чернаков. – А сверчки молчат чего-то. Боятся. А может, в спячку впали или передохли.

В этот момент в нескольких метрах от нас дробно застрекотало, защёлкало. Но звук был откровенно механический, сухой.

Чернаков заулыбался:

– Девчонки из швейного! Не ушли ещё… Ведь реально, Володька, настоящее ателье! Только шьём из дерева! Как пел незабвенный Владимир Семёныч – деревянные костюмы! – по гладкому воодушевлению было понятно, что Чернаков разглагольствует на эту тему не в первый раз. – Закройщики, швеи. И фасоны разные, покрой, материал…

– Планировка тут интересная такая, – похвалил я депо. – Необычная.